Оригинал Дюпьё, а мы все уже знаем этого тонкого, неявного юмориста, делает из актёров нелепых чудаков с физическими или/и умственными недостатками, похожих на паяцев в цирке. Режиссёр, как обычно, идёт против мейнстрима, когда на потребу инстинктов толпы, для более выгодных продаж демонстрируются глянцевые модели. И это намерение в чистое, бескорыстное, нарочно немасштабное, скромное искусство очень располагает. Француз лишает сексуальности даже изначально ей обладающую Экзаркопулос и смешно заставляет всех беситься. Ведь свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого, и персонажи француза активно нарушают эти границы, гадят друг другу: как плешивый помощник главной героини плюёт ей в йогуртовую кашицу. Сама собой возникает мысль, что мешает человеку находиться в комфорте, быть счастливым только другой человек. Как и, естественно, только другой человек позволяет ему ощутить смысл жизни, направление сил. Словно все мы, наделённые эго, своими интересами, созданы, заперты здесь только для забавных интриг, конфликтов меж собой, подобно симам в «The Sims», над которыми потешается седовласый небесный всесильный игрок.

Привычно лёгкой подачей, обычным для себя занятием вроде бы милой ерундой Дюпьё опять маскирует серьёзную, злободневную тему, которая уже давно волнует автора этих строк, что в итоге приводит к драматичной, трагедийной, но тоже такой, картонно поданной (вы поняли — Дюпьё) развязке. Ведь подавляющее большинство представителей сферы визуального больше блогерства ничего не производит и не занимается благородным творчеством, а паразитирует на стремлении бездумных масс к шок-контенту, другим подобным поверхностным вещам для заполнения их пустого досуга. Блогеры живут за счёт рекламы тоже зачастую ненужных товаров. В результате получается цикл напрасного сектора деятельности. Журналист, берущая интервью у блогера, задаёт ей сакраментальный вопрос: «Почему вы не останавливаетесь? Вам же хватает денег». На что та, долго отказываясь отвечать, в конце концов выдаёт логичный и ужасный ответ: «А что если нет причины? Вселенная в основном состоит из пустоты». Именно. Одноимённая фраза из светлейшего советского мультфильма «Просто так» приобретает здесь мрачный оттенок. Многое делается просто по инерции, как люди продолжают сидеть в чатах, набитых мусором, когда это им не нужно. Правда, не только лишь все это способны осознать (не говоря уже о воли отвязаться); фолловеры героини, горящие желанием с ней сфотографироваться, — уж точно способностью обделены.

У Дюпьё, отмечал в комментариях на другие работы режиссёра, обычно автоматическое действие, лишённое нерва подлинной драмы. Не соучастный взгляд внутрь живых персонажей (здесь он включает, как инородное тело, мнимо настоящий — журналистку), а невозмутимый со стороны на одногранные характеры, не отказывая себе в удовольствии съязвить, когда у «болванчиков» вдруг просыпается толика запоздалой души. Дюпьё минималист, адепт, скажем так, «быстрого прохождения» и только касается вопросов. Парадокс тут вот в чём: не приветствуя поверхностный взгляд, концептуализм, а предпочитая глубокие психологические штуки в кинематографе, можно справедливо принять абсурдистского озорника, мастера маленьких, тонких курьёзов Кантена Дюпьё за исключение и сказать, что этого порой не требуется.

7 из 10

Лузерская образина Хищника в трейлере в преддверии релиза, над которой потешались, оказалась оправданной: гонимый у себя на родине аутсайдер решил, что «тварь я дрожащая или право имею», и полетел на чужую планету показать, кто тут батя, первый парень на деревне, чтобы в родном клане его признали настоящим яутжа и снабдили технологичным девайсом для способности становиться невидимкой. Стандартная, в общем, схема: протагониста твари чужой планеты сразу берут в оборот, он еле отбивается от них при помощи неожиданного неизвестного союзника — синтетика, но самоуверенно ни во что её не ставит и берёт рюкзаком только как «инструмент», на всякий, но потом, конечно, проникается, начинает ценить. Тут и ещё одна мелкая, мимимишная неведома зверушка подворачивается, что, конечно, вырабатывает дух товарищества, скрепные ориентиры, всё такое. Весёлого, нежного, эмпатичного, человечней многих людей синтетика исполняет Эль Фаннинг. Способность к девичьей тонкой эмоциональности Эль ещё в недавнем байопике про Дилана отлично продемонстрировала, но играет тут на контрасте и холодную версию себя — синтетическую сестру, а умение в разнообразие образов всегда заметный плюс в профессии. Эль. Тут есть Эль. И всё. Больше ничего. В принципе, уже начало, где не было никакой втягивающей составляющей: проработки места, персонажей, а будто вырванная из контекста зарисовка, вызвало подозрение. Что тут сразу бросается в глаза: картинка компьютерной игры с дорогим «графонием», но именно игры, натуральность не ощущается. И постепенно всё скатывается в прямолинейный, примитивный боевик класса B с противниками-статистами наподобие штурмовиков из «Звёздных войн». Смешали «Мир Юрского периода» с «Трансформерами» и «Годзиллой», с чем там ещё? (ничего не смотрел). Никакого нерва, саспенса, интриги, сопереживания. Сплошное дурашливое мочилово с шаблонными, корявыми сантиментами, бадди-муви в легкомысленной, мультяшной, аляпистой, резиновой стилистике ныне одиозной Disney (фильм снят кинокомпанией 20th Century Studios, подразделении Disney с 2019 г.), рассчитанной на детей, фанатов комиксов. Концовка скомканная ещё. Что это было, и зачем я это посмотрел? Фильм будто придумала и сняла нейросеть, настолько всё пустое и вторичное. Коммерция уж, понятно. Трушных вистов франшизе это точно не добавит. Даже «Добыча» того же Трахтенберга выигрышней на фоне этой поделки смотрится. Человек, когда-то с душой снявший «Кловерфилд, 10», пошёл по пути ремесленника.

3 из 10

Буду краток, при том, что вообще не хотелось писать об этом кино, так как вряд ли оно того заслуживает, несмотря на, похоже, восторженные вопли критиков о невообразимо точном, сатирическом слепке американского современного общества и вторящих им оболваненных, ну, извините, такое мнение, обывателей (даром что покуситься на титана П. Т. А. — себе дороже, обсмеют). Так вот, тонкий психоделический бред «Врождённого порока» (тоже ПТА, тоже по Пинчону), хоть и Боб подобно Ларри шмаляет дурь, здесь отсутствует (а хотелось), а есть кондовый фарс каких-то «Ширли-мырли» (вырвалось), какие-то почти гэги «Голого пистолета» (ещё раз вырвалось, больше не буду). Проблематика всяких политических, социальных движений, вся линия конфликта поданы столь карикатурно, шаблонно, по-детски, что какой-то странный, неуместный повод всерьёз всё это в данном контексте рассматривать. Тема тайной, могущественной, мол, организации «Рождественские искатели приключений» тоже слишком уж в общих чертах задействована. Боевик — такой себе, особенно учитывая глупую финальную разборку на дороге. Первый час можно смело выкинуть, что-то интересное начинается только к его концу, когда отец с дочерью спустя 16 лет поселяются в домике в лесу. Юмор наконец: ДиКаприо оседлал волну из предыдущих работ, снова представ суетливым, дёрганым, паниковатым комедиантом. В отличие от многих, считающих, что ему надо играть роли посолиднее, мне такое амплуа Лео кажется интересным, органичным. Триллер нормально нагнетается, мастерский перформанс невозмутимого (на контрасте с Бобом и окружающей суматохой смотрится особенно забавно) Бенисио Дель Торо немало этому способствует. Так происходит минут сорок, а далее Андерсон снова впадает в дурновкусие. Астер показал в «Эддингтоне» (с тем же Фениксом, кстати), как надо грамотно нагнетать такие моменты. А у досточтимого Пола нашего Томаса жеманная «Лакричная пицца» не была всё же разовой, с моей колокольни, осечкой. Концовка с этим письмецом, призванная умилять, здесь ведь тоже такая, «мыльная», на отвали сработанная, улыбку недоумения вызывает. Ощущение было, кто-то из комментаторов саркастически обмолвился, как будто они сейчас начнут по-болливудски танцевать и песни петь.

6 из 10

Бентли не показывает ни толком становление отношений главного героя с будущей женой, ни строительство семейной хижины на берегу, ни рождение ребёнка, полагая всё это, похоже, ненадобным в экзистенциальных размышлениях о бренности, таинстве бытия, сконцентрированных в угрюмом, задумчивом, растерянном, потерянном лице Роберта (Эдгертон). Весь мир — в отражении его глаз. Трагедия всегда величественнее комедии, всегда говорю. Страдание обогащает душу, облагораживает человека, тем более — чем это изначально заложено. А не познавший страдания, лишений — поверхностный, легкомысленный, часто вообще пустой, т. к. думающий человек не может не страдать. Праздный не родит глубокого и тонкого, что можно охарактеризовать, в широком смысле, поэзией. Одна очень важная деталь: обратите внимание, горе главного героя не изменило — оно лишь усилило то, каков он изначальный, не чувствующий связи с этим миром.

«Очень страшные люди, которые живут в гармонии с самим собой, — говорит дьякон Андрей Кураев. — Упаси Господь, чтобы у меня такие соседи были. Человек, который живет в гармонии, — это человек, который пребывает в гармонии со своей совестью. А это означает, что у него нет того, что апостол Павел называл «жало в плоть, стрекало в совесть». Человек создан для движения (для нравственного и духовного поиска). По слову Василия Великого, человек — это животное, получившее повеление стать богом. А если я сказал: остановись мгновение, ты прекрасно? Человек, который живет без мук совести, который поставил себе пятерку за поведение, — это уж точно не христианин. Это со стороны может казаться, что преподобный Серафим и Иоанн Кронштадтский жили в гармонии. Человек, который живет в гармонии, изолировал себя, свою сферу создал, свой мирок. А религиозный человек — как Иов: голый и беззащитный, на вершине вулкана. И с этим вулканом он пробует разговаривать». Потому буддизм (пелевинский туда же) — чужд, а дзен — смерть, полагаю.

Или у Чехова в «Палате №6» находим: «Уразумение... — поморщился Иван Дмитрич. — Внешнее, внутреннее... Извините, я этого не понимаю. Я знаю только, — сказал он, вставая и сердито глядя на доктора, — я знаю, что бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с! А органическая ткань, если она жизнеспособна, должна реагировать на всякое раздражение. И я реагирую! На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это собственно и называется жизнью. Чем ниже организм, тем он менее чувствителен и тем слабее отвечает на раздражение, и чем выше, тем он восприимчивее и энергичнее реагирует на действительность. Как не знать этого? Чтобы презирать страдание, быть всегда довольным и ничему не удивляться, нужно дойти вот до этакого состояния, — и Иван Дмитрич указал на толстого, заплывшего жиром мужика, — или же закалить себя страданиями до такой степени, чтобы потерять всякую чувствительность к ним, иными словами, перестать жить.»

В документалке «Интервью Чарльза Буковски» Шрёдера 52 части, каждая именуются «номер». И под номером 13 Буковски, после прочтения своего стихо «Трагедия листьев», снимает очки и говорит: «...И невозможно сбежать. Ни от чего. Ты завсегда сгоришь. Нет ничего приятного, лёгкого. Нигде. Ты будешь гореть до самой могилы. Сколько бы ты ни знал, что бы ты ни чувствовал, ты будешь сожжён, сожжён, сожжён, сожжён. До последнего твоего вздоха. (...) Вечно всё горит, изничтожая тебя. Вся Вселенная. Женщины, мужчины, друзья. Всё. Обрывки и слёзы. Обрывки и слёзы.» Казалось бы, Буковски. Жестокое обращение с будущим писателем бесчувственных родителей, когда ты, считай, круглый сирота, сделало его невосприимчивым к жизненным невзгодам. Если, мол, спустило колесо, большинство всполошится, а я спокоен, — приводит пример Хэнк в той же документалке. И вот даже старина Чарльз, в порыве настроения, произносит такие крайне пессимистичные слова о фатальности всего.

Роберт совестлив, религиозен и мучается, ожидая кару за то, что не вступился за китайца, напарника по пилению двуручной пилой ствола, когда того схватили и линчевали на его глазах. А если бы он не задумывался, то возмездие, может быть, и не состоялось бы? Ведь говорят, что мысли, особенно такие, не покидающие, порой материальны. Мне почему-то иногда вспоминается, как в детском саду, на веранде, в расщелине между деревянной стенкой и кладкой кирпичей, мы с каким-то мальчуганом, весело резвясь, убивали пауков. Пауков было много, невообразимо много. А мы всё убивали и убивали... Говорят, убить паука — к несчастью. Возможно, именно за тот проступок я и хлебнул впоследствии горя сполна, что, надеюсь, исчерпал лимит божьей кары. Теперь, видя, как по стене в квартире ползёт паук, большой или совсем паучок, я их давно не трогаю. Красной нитью, в общем, тянется в фильме вопрос о справедливости и соразмерности божьей кары. Почему так происходит? Или её, справедливости высшей, и не существует вовсе? Арн Пиплс (Х. Мэйси), отвечает протагонисту: «Не знаю. Видел, как возносились плохие люди и как падали хорошие. Если б я знал, что к чему». Служители церкви часто произносят универсальную, удобную фразу: «Пути господни неисповедимы». Также от них слышится: «Бог посылает столько испытаний человеку, сколько каждый конкретный способен вынести». И тут хочется спросить. Т. е., если человеку хватает сил вынести горести, то он априори виноват, и эти горести ему обязательно надо послать? Справедливо ли?

Тот же Пиплс (говорящая фамилия) проповедует: «Мы рубим деревья, которым по пять сотен лет. Тяжёлый груз для души, не все это понимают. Этот мир причудливо скроен, парни. За какую нитку ни потянешь — неизвестно, чем это обернётся.» Товарищ говорит про Пиплса: «Он считал, что и дерево может быть другом. Если его не трогать. Но только ты вонзишь пилу, начнётся война, и дерево станет убийцей. Но ведь то дерево он не трогал. Просто ветка упала. Так что... Не знаю, какой вывод из этого сделать...» Хоть говорил Пиплс убеждённо, но это его личное суждение, он не может знать, как оно на самом деле. И если Роберт не вступился тогда активнее за напарника, то нетронутое дерево может вступиться за павших собратьев. Так ведь? Или, скажем, пожары. Инструментом гибельного для человека пожара тоже является лес, дерево. Такая вот кара деревьев, получается. Или случайность? Бентли, как и предполагалось, не даёт ответов, потому что никто этого не знает наверняка, — он неплохо ставит вопросы. И этого достаточно. Вроде. Не знаю, не знаю, двоякие ощущения... Не сказать, что совсем восторг ввиду полной, скажем так, «правильности»: при всей готовности, кино, оставляя притом в тягости, на эмоции так и не пробило почему-то, а это всё-таки показатель, могло быть убедительнее. И в то же время «Сны поездов», конечно, способны облагородить.

7 из 10

Картинка в «Саване» стерильная, «мертвенная», под стать теме. Любопытно, что в фильме про современность, технологии отсутствует движение, современная суета: не показана она. По сути, кино является суммой диалоговых сцен почти что в статике, из этого легко делается пьеса, спектакль. На ум сразу приходят разные неспешные компьютерные квесты и даже те древние текстовые, когда текст, выбор вариантов действия иллюстрировали только отдельные кадры. К тому же сопровождает это всё соответствующая гробовая тишина, не только музыка — всяческие звуки отсутствуют, как и в тех далёких текстовых адвенчурах: «Danger Mouse in the Black Forest Chateau» 1984 г. на ZX Spectrum, например, вспоминается, но это так, лирическое отступление.

Обратите внимание: у Касселя точь-в-точь причёска Кроненберга, так что режиссёр прочно ассоциирует себя с протагонистом и его позицией, который весь фильм озабочен сугубо физиологией, телесной связью в ущерб духовному, умственному наполнению хомо сапиенсов, каким-то благородным занятиям. Какой вообще была усопшая? Чем она занималась? Чем привлекала героя? Мы весь фильм слышим только: секс, секс, секс. Эта мантра вызывает снисходительную улыбку. А главный герой? Чем интересен этот одержимец? Похоронный, ресторанный бизнес, что вещь приземлённая, в сущности, мещанская, интересу для эстетов не способствует. Также мэтр вкладывает в уста Касселя постыдную иронию, что одна сиська ему нравилась больше второй. Никакой поэзии, кроме светящейся анимированной бабочки в могиле в самом начале, которая лишь дразнит в напрасных ожиданиях.

Почти уверен: у Кроненберга сперва была только извращённая, спорная, но всё-таки серьёзная идея за наблюдением внутри могилы, как насущное нежелание родственника утрачивать связь с умершим. А потом он стал наворачивать про акт вандализма, конспирологическую теорию о наростах на костях, хакерский взлом погребальной компании, ИИ, глобальные заговоры, русский след, китайский след (у нас точно не категория B?) и прочее во многом, как видится, необязательное, призванное заполнить хронометраж, придать моральному, экзистенциальному вопросу о смерти в основе кинофильма отчётливый характер детективной истории. Сны или видения посещения героя умершей — куда ни шло.

Но штука-то в том, что за детективностью Кроненберг будто позабыл, о чём снимает, т. е. забросил вопрос о наблюдении за телом в могиле: об этичности ритуала, целесообразности, смысле (шизофреничности?) вообще. Ожидалось, что автор копнёт гораздо глубже того, что это, как выражается его аватар Карш, «успокаивает». Открытый финал совсем внезапно сваливается: все сюжетные линии оборваны, как кабели могил вандалами в «Саване». Кроненберг старший отнёсся к реализации своей и так чокнутой идеи непозволительно небрежно. Если это задумывалось как реквием почившей в 2017 г. после 43 лет совместной жизни супруги режиссёра, а наверняка это так, то дань памяти весьма сомнительная, особенно учитывая, что гг крутит шашни с её сестрой, у которой, цитирую, «сиськи больше». Странно, наверное, ожидать от Кроненберга тонкой лирики, но и уходить в откровенный, привычный ему боди-хоррор постеснялся. В результате произведение болтается... в неопределённости.

3 из 10

В ходе просмотра во мне боролись полярные чувства. С одной стороны, добротная режиссура, игра, с другой — кино о двух животных, не достойных внимания. Как там член Политбюро ЦК ВКП(б) Бухарин Николай Иванович в своих "Злых заметках" 1927 г. лирику поэта Есенина разносил: «...и варварского отношения к человеку, в особенности к женщине...». Не люблю воров, жуликов, грабителей, лгунов, праздных, бездарных тунеядцев, посягателей, что немаловажно, на чужие свободы. Можно повторить то же самое, что я говорил по поводу инфантильного "Бойцовского клуба": ломать — не строить. Или вот что: можно провести параллель с фильмами разочарованного, очерствевшего душой мизантропа Лантимоса, который снимает про уродцев, и это годно лишь для того, чтобы такие же уродцы по ту сторону экрана посмотрели на себя и сделали выводы. Только вот уродцы ничего не поймут, либо аттракционный примитив в кинотеатрах потребляют, а то и, ещё скорее, кино вовсе не смотрят. Можно вспомнить и Бертолуччи, на излёте карьеры снявшего слабохарактерный реквием по своей ушедшей молодости — слащавые, пошлые в широком смысле, переоценённые "Мечтатели" про троицу пустых лоботрясов, псевдоэстетов, которые, маясь от безделья, находят себе применение в самом доступном, не требующем таланта и труда — в своих половых органах. Как и "вальсирующие". Вырос я из такой подростковой озабоченности, взять мне из такого кино нечего. Итак, возвращаясь к началу, меня обуревали амбивалентные ощущения. И раздражение, презрение к персонажам, а потом и скука, когда уже ждёшь окончания всей этой бессмыслицы, перевесили. Слегка порадовало только, вернуло в фильм эпизодическое появление юной Юппер, которая уже тогда держится весьма уверенно.

5 из 10

Персонаж Бриджеса только освободился и желает начать честную жизнь, противясь намерению старого подельника заманить его обратно в преступную сферу. За героем волочится сын-подросток, это не в планах героя, он гонит его, но в конце концов, разумеется, привязывается. Никто не желает брать сидельца на работу, находится только работа мойщика окон. И отец с сыном копят понемногу, чтобы осуществить мечту — уехать жить на Аляску. Обаятельный мужик посиживает в баре за бокалом крепкого, крутит с добродушной, лучистой, вполне воспитанной женщиной, с которой переписывался, будучи в заключении. Стандартная, в общем, тема, но как это всё исполнено... Утерянное кино романтиков 80-90-хх. Персонажи ютятся в бедности в обшарпанной каморке многоквартирного дома, задолжав за проживание хозяйке, а лишения зачастую обогащают душу, если это было заложено изначально. В хоромах, в сытости, наоборот, глубину восприятия потерять вероятнее. На содержательных бедняков, бродяг, сохранивших чувство собственного достоинства, в кино мне всегда было смотреть интереснее, приятнее, чем на богачей, всякие истории успешного успеха дельцов. В этой скромности, мне кажется, больше благородства, больше настоящего, какой-то человеческой сермяжной истины. Вообще нонконформистская тема повествования, всё это беспафосное исполнение, без ущербного надрыва у неустроенных в жизни героев — очень в духе почитаемого мной Буковски, единственного, можно сказать, учителя. Проститутки, стриптизёрши, трансвеститы, воры, т. е. всякое дно — да, здесь мы расходимся в предпочтениях взаимодействия, но Бук говорил, что в этом больше жизни, чем в обывательской скуке. И вся эта публика в наличии. Важна для атмосферы одна диковатая уличная группа неформалов, в которой состоит новоиспечённая подружка сына главного героя. Стоит однако, говоря о проститутках, отметить, что одно стихотворение Хэнка посвящено, всё-таки, тоске по приличной женщине, которые, скорее всего, не смотрели в его сторону. Также тут, по совпадению, звучит Том Уэйтс — любимый музыкант, синонимичный писателю. Есть у режиссёра Мартина Белла вкус. Бриджес есть Бриджес, но мальчонка ему под стать. Как сказано в фильме, он постоянно печальный. Это какая-то светлая, тихая печаль: в глазах Ферлонга глубина, нет подростковой и вообще праздности, легкомыслия, кичливости. Очень какой-то герой из классической благородной литературы, достоевщины. Ближе к концу герой Бриджеса говорит про экранного сына: "У него такой потенциал, мог стать кем угодно. Что с ним случилось?" Такое вот пророчество про карьерный и жизненный упадок таланта. В фильме есть всё: юмор, экшн, драма, лирика. Всему верится абсолютно. И сколько сцен за два часа вмещено: ощущение, кино длиннее раза в два. Но монтажные склейки словно без швов, всё органично одно в другое перетекает. Годится и для повторных сеансов.

9 из 10

Фильм, начиная с титров в начале, выдержан в жёлтых тонах. Трава, лица, песок, полицейская машина, стены клозета, волосы и борода Кейджа — всё жёлтое, охристое. Не секрет, что Австралия кишит всякими гадами. Тут это не только фауна, но и homo sapiens, чуть менее, чем все аборигены. Герой Кейджа хочет выкупить здесь своё старое фамильное гнездо, где рос ребёнком. Неприятный разговор по телефону с женой, которая уходит к другому, будучи беременной, похоже, от героя, вдобавок к отчуждённому поведению сына, рождает в нём злость, желание (вместо имевшегося намерения покинуть пляж) принципиально поквитаться за невзгоды в личной жизни с задевшими его местными высокомерными сёрферами, грубо запретившими посёрфить здесь с сыном, дескать, их территория не для приезжих. Сына он уже увёз отсюда. В общем, имеется фактор вожделенного дома, задето мужское достоинство, стыдно показаться перед сыном тюфяком, терпилой. И по ходу действия либо обстоятельства не дают глав. герою уехать, а когда возможность появляется, он сам передумывает. Бывает, вбил себе что-то в голову и на середине пути понимаешь, что всё рушится, game over, парень, притормози, дай заднюю, но продолжаешь переть, как баран на заклание. Из принципа. Ещё на исходе получаса, когда протагонист гуглит в телефоне информацию про главаря банды "бухтовиков" и находит его слова о том, что надо пострадать, пройти стадию ничтожности, изгнания, некий обряд инициации (шаолиньские монахи заставляли будущих учеников ждать под воротами семь дней, терпеть удары стихии), уже кристально ясен будущий промежуточный результат (конечный, разумеется, не раскрываю), что всё это проверка, тест, отбор, так уж это очевидно. Вообще противники тут названы бандой, но это, конечно, не совсем так, а больше секта с её атрибутами: наложницы у наставника, собрания с проповедями, всякие коллективные ритуалы с синхронными жестами, возгласами-слоганами, вроде: "Сёрфер, страдай!". Подкрепляется упарыванием дурью. Скалли, гуру секты, проповедует, что наша современная корпоративная культура сделала мужиков слишком мягкими, они привыкли к комфорту и забыли, что такое страдание. "В большом мире нас держат в узде, заставляют следить за каждым словом. Но давление на мужчин не спадает: ты обязан быть добытчиком, выкладываться на работе. Охотиться, но отдавать всю свою добычу. От тебя требуют быть грозным, жестоким хищником. Но стоит лишь слегка выпустить когти, как тебя тут же пытаются наказать за твою истинную натуру. Нельзя уже вернуться во времена, когда наши отцы не душили в себе порывы, но нам нужны вот такие уголки. Надо принять, что внутри мужика живёт настоящий зверь. Мы даём себе волю здесь, чтобы сохранять порядок там." Выпускают пар ребята. Тема не нова, в разных вариациях существующая: японцы официально, легально побивают куклы начальников и т. д. и т. п. Действительно похоже на первобытно-общинный строй или даже звериную стаю. Достигается так называемый порядок тиранией в отношении чужаков, радикально насильственным подавлением инакомыслия внутри секты. В общем, налицо всеобщее помешательство, зомбированность этого района: тут и коп заодно, и вульгарная бабка поблизости вторит, прессует героя. Все — нарочито наглые, противные, сальные слизни. Дикая, тупая, агрессивная толпа. Культ грубой, варварской силы. Чем-то контингент напоминает страшный (на мой непопулярный взгляд, страшнее, чем тот же "Иди и смотри") хоррор "Райское озеро" с Фассбендером, даром что тоже пляж. Но тут, в отличие от беспросветного, тотально безвыходного кошмара Уоткинса, у героя всё же находится полтора союзника. Финнеган добавил достаточно юмора, саркастического юмора: вспомним, как над героем гротескно хохочут, как клоуны в цирке, язык показывают. Или птичка с неба сделала на него своё мягкое, тёплое дело. Поистине удивительно: на следующий день это произошло с мной, всего второй раз за 42-летнее существование. Знак? Но, в отличие от безымянного персонажа Кейджа, прилетело мне на тыльную сторону кисти, а не на одежду, иначе я был бы не столь счастлив. Хоть идейно в кино всё на поверхности, Финнеган со вкусом, по уму, скрупулёзно прорабатывает сцены. Даже средненькие картины с Кейджем (на голой харизме Николая, который уже стал будто своим, родным, членом семьи, батяней) держат внимание, и хочется смотреть на него дальше и дальше. А тут даже, если закрыть глаза на скомканную концовку, а мы закроем, и картина вполне.

8 из 10

Мортенсен многие эпизоды режиссирует тонко, поэтично. Такие вещи, как рассматривание картин на выставке, это хорошо. Датчанин правильно не выпячивает, в отличие от Костнера в недавних "Горизонтах", себя на экране, сдержанно, достойно подаёт. Это неспешное повествование, где-то медитативное, местами Тарковским вдруг отдаёт: по уму задерживается, растягивается кадр. И всё же слишком уж уклон в мелодраматизм для барышень. Мужской замес очень куцый, возникающий в финале скорее как отдельный, оторванный этюд из ниоткуда. Вики Крипс, сперва смутившая непривлекательностью, но потом убедившая, что находится на своём месте в "Призрачной нити" П. Т. А. с гениальным Д. Д. Л., здесь будто образца того фильма, который посмотрел много раз подряд за короткий отрезок времени. Умеет глубоко эмоцию отыграть, иначе как бы пробилась. Чуть более основательности бы в целом симпатичному кино, когда в любимом жанре есть такие монументальные вещи, как "Водопад Ангела", где сплав брутальности с лирикой и философским подходом. Есть диссонанс между скрупулёзным заседанием суда в начале и прочим, обрисованным довольно контурно. При зачастую упрёках продуктам Голливуда в этой самой голливудщине, "дешёвом" вышибании чувств, тут вот драматизма как раз, акцентов кое-где, на мой взгляд, и не хватает. Не знаю, не знаю... Где-то, в общем-то, альтернатива патетичным вестернам. Имеет право на жизнь.

7 из 10

Коротенько. Фильм для меня разделился примерно на четыре отрезка. 1 отрезок. Есть ещё азарт новизны, внимание деталям, эстетика, Броуди впечатляет. 2 отрезок. Броуди начинает приедаться. Картинные, жеманные, вымученные сцены. Противное и донельзя тривиальное, как избитый анекдот, демонстрирование благородно-де принимаемого обездоленным еврейско-венгерским архитектором (Броуди) снисходительного облагодетельствования от барина и прочее и прочее. Герой Пирса (тот самый великодушный благодетель) с домочадцами будто сошли со страниц романов Хаксли, если вы понимаете, о чём я. А если нет, рекомендую "Жёлтый Кром", "Шутовской хоровод", "Контрапункт", "Слепец в Газе". Там вы найдёте эту чопорную светскую публику, в которой много внешнего лоска, позы, владения словом, но душевная узость ощущается. Чрезмерная вычурность для этого класса людей и местонахождения (мы не в Англии). 3 отрезок. Преимущественно добротный, нет таких кривляний. 4 отрезок. Выставка спустя тридцать лет. Совершенно лишняя часть, существенно облегчающая и так спорное до. Тут зачем-то звучит лёгенькое итало-диско, и натужный арт-хаус съезжает подачей в какую-то ленту с Челентано. Что в сумме. Талантливый Броуди старается из кожи вон и свой взятый Оскар, вероятно, выстрадал, натурально выстрадал. Но в целом что-то тут не так, сыровато, не по уму. Всё как-то дёргано, рвано, без плавных переходов, целостности. Цели вообще. Постановочно страдание топорно, слишком откровенно эстетизируется, а потому не выглядит на взыскательный вкус достаточно убедительным. Корбет (при таком-то хронометраже) очень ко многому отнёсся непозволительно формально, как к чертежу. Но кино — не чертёж Ласло. Здесь должно быть созерцательное intermezzo, воздух. Не сказать, что персонажи достаточно раскрыты. Они, каждый в отдельности, константны по поведению, что наскучивает. Словами Райкина: "Тоньше, мяхше и деликатнее". И сама история ведь довольно банальная, пресная. Главное, повторно смотреть "Бруталиста" абсолютно точно не потянет. Тем более спрос с картины с претензией, ориентацией на Оскар — особый.

6 из 10

Лень рассусоливать. Тимофей Шаламов, этот "красивый мальчик", обжимавшийся с отменённым мужиком-шутником (в фильме, который я не смотрел), по поводу которого иронизировал, внезапно смог в зрелый образ эгоцентричного сноба, декадента. Пропавшая с радаров Эль Фаннинг, нежная девчушка в "Трамбо" десятилетней давности, вызвавшая диссонанс (головой-то я осознавал, что это "заслуга" Рефна) в "Неоновом демоне", подкрепив впечатление старящими, огрубляющими её пластмассовыми фотосетами, тоже убедительна здесь. Милая, живая, естественная, женственная. Ну, виноват, ну, ошибался. Не западло признать. Плаксивую ревность девчачью, страдание лицом отыграла очень натурально. Как понял, Шаламе сам всё поёт, на губной гармошке играет, делает это по-бобдилановски, схватил голос, манеру, кажется, в ноль, что самое важное. Так я, не очень знакомый с Диланом, узнал, что он довольно холодный, циничный тип, играющий чувствами пассий. Хотя напарница и любовница Джоан Баэз назвала когда-то музыканта "маленькой жабой". Вообще кастом всего любовного треугольника создатели польстили более блёклой внешности реальных прототипов. Итак, есть хорошие центральные актёрские работы, но флёр общей, думалось, добротной режиссуры как-то постепенно сникает. На Нортоне весь фильм одна и та же дурацкая улыбка, маска сердобольного тюфяка застыла. Джонни Кэш, играющий его актёр, во всяком случае, – вальяжный кривляка с гипертрофированным мачизмом, выглядит какой-то слишком уж гротескной пародией. Мэнголд частит отдельной съёмкой реакций персонажей на что-то там якобы за кадром. Видны все эти "швы". За Сашку, т. е. за Шаламе и Эль сугубо.

7 из 10

Во-первых, «Опавшие листья». Раньше мать пекла торт на Новый год с таким названием, с праздничным восторгом связано. Впрочем, это походя, не люблю затрагивать тему еды, т. к. пошлое занятие филистёров. И восторг был значительную часть хронометража, восторг без внешнего выплеска; подумалось, что это то, что нужно сейчас. Есть, к примеру, момент, когда героиня выходит из кинотеатра и говорит спутнику, что её, мол, распирало от смеха, когда это вряд ли как-то выражалось на лице. Вот такой у меня был тихий финский восторг. Показывали, к слову, «Мёртвые не умирают» Джармуша, фильм про зомби, и это был выбор мужчины. Выбор довольно странный и безвкусный, потому что Джармуш мельчал от фильма к фильму и выпустил совершенно уже неумный и пустой капустник. Два эпизодических товарища по выходу из кинотеатра сравнивают увиденное с Брессоном и Годаром. Невольно в насмешку. Однако фильм про зомби может вполне коррелировать со зрителями в зале, иначе говоря выступать некой сатирой на общество, а может, ещё скорее, тихой, печальной иронией. Тут и самого названия вполне достаточно: «Мёртвые не умирают».

Начинается с того, что героиня приходит домой, включает винтажный радиоприёмник (а тут всё древнее, неказистое: розетки, настольные лампы, кнопочные телефоны, музыкальные автоматы, одежда и прочее, что мне, как ретрограду, безусловно, приятно), включает радио, а там... прозападно ангажированные новости о якобы страшных зверствах русских военных в Украине. Сперва это довольно покоробило: как будто Каурисмяки решил, совершенно ни к селу, включить повестку фоном и даже, подумать противно, конъюнктурно, популистски выслужиться перед кем-то. И персонажи ещё не раз слушают эту пропаганду. Другое дело, что они ведь реагируют на неё индифферентно, вообще не реагируют, переключают. Понятия не имею, в общем, с каким из двух или даже более умыслов Каурисмяки это проделывает, даже думать об этом, разузнавать желания нет. Искусство, убеждён, должно быть вне политики, акцентов, но чистым, абстрагированным художественным актом, чтобы избежать местечковости, вообще дурновкусия, а смотреть в непреходящую вечность. В конце концов, фильм не об этом, а о чём он – вот это, похоже, стоит внимания.

Словосочетание «опавшие листья», конечно, метафора увядания. Нечто, что вот-вот соберут в мешки и увезут за город, на свалку, в последний путь. Но они ещё на земле и тщатся сохранить свой цвет, свою жизнь, их ещё тормошат редкие руки. Пока что мы видим, как два приятеля колко, но, в сущности, вяло и незлобиво, с постными финскими лицами пикируются меж собой северным юморком на тему смерти. И выглядит это симпатично. Приятная нордическая сдержанность, скромность, скупость движений, чувствуется в этом порода, стать, глубина. Ровно так же, как чужд мне менталитет южный, картинное, картонное эмоционирование трещоток обоих полов, назойливая жестикуляция, пестрота вообще балаганная. Итак, люди в «Опавших листьях» сталкиваются меж собой, и вербально, чисто по практической, чаще производственной необходимости, механически, безучастно. А женщины с мужчинами не подходят друг другу, чего там не один и не два примера. И будто бы полагают это нормой. Сталкиваются и отлетают. И вот в этой выработанной, ставшей нормой для общества обособленности Каурисмяки пробует показать заинтересованность двух людей друг в друге, подобие какой-никакой сердечной привязанности. Потому что, если ещё хоть как-то интересна жизнь, не совсем потух огонёк в глазах, человеку нужен человек, лучше противоположного пола.

И притирается пара друг к другу очень тяжело. Вспомнилось «Любовное настроение» Кар-Вая. Персонажи там постоянно жрут и курят, заполняя паузы, совершают одни и те же действия в одних и тех же местах. Работа-дом-работа. Быт. Постылый быт. Сложилось впечатление, что мужчина и женщина вроде вместе, ищут утешения друг в друге и в то же время тяготятся этой близости. У обоих вековая усталость на лице, потухшие глаза. Что, в сущности, произошло между героями? Обыкновенные приятельские, довольно неинтересные беседы. Никакого истинного влечения не заметно. Чем дальше, тем всё более похоже, что эти двое уже надоели друг другу. В то время, как нам недвусмысленно подаётся, что они, оказывается, жить друг без друга не могут. На долгие годы вперёд. Можно ли что-то такое сказать про героев «Опавших листьев»? Во многом да. Они действительно ищут утешения друг в друге, ищут встречи, потерявшись в один момент, но не знают, нелепые, что делать тогда, что говорить. Мужчина не желает бросить пить ради неё, наливающей ему за ужином шампанского из микробутылки для лилипутов. А она брезгливо выбрасывает после ужина его тарелку с вилкой в мусорное ведро. Такая себе романтика, не правда ли. Но разница всё же есть. У исполнителей, задействованных Каурисмяки, всё же экзистенциальная тоска в выразительных глазах, некая, в измученных, поэзия, а у неё – ещё и прозрачность озёрная. И, в отличие от претенциозного Кар-Вая, здесь пара иронична и самоиронична. Вообще актёры естественны и убедительны.

В начале я обмолвился про тихий восторг значительную часть хронометража. Минимализм ведь бывает лаконичным, но он очень способен просесть в примитив. Всё-таки мысль у балансирующего Каурисмяки к концу иссякает, и он выдаёт откровенную сюжетную банальность, отдающую меньшовским «Москва слезам не верит», и так уж это схематично всё сработано... Он придумал типажи, линию поведения, но не решил, что с этим делать. В «Опавших листьях» поднимается проблема алкоголизма, при этом Каурисмяки полностью игнорирует злостное курение: мужчина дымит не переставая, и ещё неизвестно, что его быстрее способно погубить. Итак, Каурисмяки попробовал показать душевное сближение мужчины и женщины. И оно вроде бы состоялось. Но почему оно состоялось? Как он, «не флюгер» (по собственному выражению), выбрал именно её и держался? Что сблизило их – вопрос остался открытым. Финн минимум два раза с тоскующим интересом смотрит на женщин привлекательнее: одна из них играет и поёт качественный синти-поп за синтезатором в баре. И выскажу крамольную мысль: возможно, он нуждался в Ней, потому что она нуждалась в нём. Вот так просто. Как одно одиночество (неуклюжий, неустроенный отщепенец) разглядело сразу другое и уцепилось во спасение. И такой союз, впрочем, тоже имеет право на существование. В общем, годное ли кино? И да и нет. То приглушённая, как поздняя блёклая осень, простота умиляет, благостью разливается. То подумаешь, что декоративно, шаржево, психология аутична... Натяну.

7 из 10

Астер, задействовав множество персонажей, поверхностно демонстрирует общие, глобальные паттерны проблематики американского социума: covid, маски, полит. борьба за власть, оголтелые движения с плакатами и учиняемыми беспорядками обывательского быдла "за всё хорошее против всего плохого" (BLM), трафаретные секты, чехарда событий в новостной ленте, санта-барбара отношений. Т. е. всякую низменную возню, которой занимаются окружающие, которую я избегаю и во многом презираю, стремясь, как представитель искусства, к высокому, поэтичному, тонкому. Разрешает Астер конфликт между претендентами на пост мэра тривиальным для кинематографа, упрощённым способом. Так что возникает сомнение снятия более глубоких слоёв с представителей власти, правопорядка, которые обычно менее прошибаемы, менее доступны. Схематичность, халтуру невозможно проигнорировать. При этих толстовских панорамных снимках, адаммаккеевщине, на проработку линий каждого героя у режиссёра места не остаётся. Меня же интересуют именно отдельные истории, глубины психологии отдельных людей. Потому на это, вполне добротное, смотреть можно, но по-настоящему, вдолгую такая бытовуха не способна захватить. В заслугу карьере Ари Астера можно поставить разнообразие жанров, разноплановость его картин. И к слову об этом. После половины Астер замедляет ход. Даёт пространства, воздуха, пауз, тишину, ветра. А потом вдруг добавляет свойственной себе мистики, безумия, психоза (вспомним "Все страхи Бо"), саспенса хорроров ("Реинкарнация"). Затем переходит к боевику в стиле "Рэмбо", "Коммандос", "Хищника", геймплею экшена от первого лица с долей юмора, когда персонаж Феникса бегает со станковым пулемётом тов. Сухова и, захлёбываясь кашлем от вероятной начальной стадии заболевания (covid), шмаляет по враждебным и якобы враждебным окрестностям наобум, в полнейшем катарсисе. А заканчивает всё балаганом, фарсом. Намешав сумбурно в итоге солянку странноватую. Видно стремление шокировать, эпатировать, ввести в замешательство, недоумение зрителей до выпученных глаз. А мне-то думалось, глядя на трейлер, это будет простое, размеренное кино... Астер, одарённый представитель киноиндустрии, слабал, погнавшись за множеством зайцев, сыроватый продукт. Но, всё же, лучше раздутых, проходных, клише на клише, скажем, "Орудия" Креггера.

7 из 10

Первую треть реально тошнило от всей этой пустой жизни тусовщиков, будто подаваемой как некая норма (а Канны в этом за последние годы преуспели). Было ощущение некоторой испанской неловкости, фальши, в том числе из-за слабого уровня побочного каста (нет, к исполнительнице главной роли Майки Мэдисон претензий никаких: женщина хорошо эмоциональна, настоящая, поверхностной её не назвать, выкладывается как в последний раз). Был, например, один явно выпадающий русский кутила, потом увидим его с битой, которую легко и просто отберёт Игорь (Борисов) и разнесёт лавку. Подумалось, в общем, что придётся смиренно терпеть это всё в ожидании исключительно перформанса Борисова.

Но с его появлением, как одного из «решал», будто бы и всё остальное расцвело. Во-первых, устами армянского крёстного мажора Вани (Карагулян по-хорошему смешной в своём деловито-кипучем стремлении держать всё под контролем) нам расставили акцент о никчёмной, позорной сущности этого Вани (Эдельштейн как влитой), что его безответственное житие эпикурейца – ненормально и не стоит романтизации (ведь найдётся немало зрителей, которые позавидуют такой сладкой беззаботной жизни, любит же незрелый филистёр пустые, претенциозные «Мечтатели» Бертолуччи, извините). Второе: это действительно обрело форму хорошей комедии ситуаций. Что-то от лент с Ришаром, немного от «Большого Лебовски» – так порой комично смотрятся персонажи, но юмор режиссёр Бэйкер не откровенно подаёт – несколько разжевать надо, как Борисов жуёт гамбургер (Как он рот не порвал? Ужас. Не Вигго образца «Зелёной книги» единым). А в финальной части удивляет лирикой, не голливудской, но будто созерцательной европейской, тихим, неспешным драматизмом, подолгу держа кадр. Таким образом, «Анора» – оборотень в трёх актах.

Шон Бэйкер, гласит краткая информация, увидел Борисова в фильме «Купе номер 6» и тогда загорелся снять его у себя. Обстоятельство приятное, потому что я тоже отметил и запомнил для себя актёра именно по «Купе номер 6». Борисов (Юра, а не Юрий: протест против семейной дистанции, заданной обращением на «Вы») представляет сермягу русского актёра старой формации уровня Даля, Кайдановского, может быть, Бодрова. Ему действительно необязательно что-то говорить, настолько выразительное у мужчины лицо: самобытное, маниакально-депрессивное (в положительном смысле) выражение глаз. Взгляд его тяжёлый, будто воспалённый. Мистическая странность притягивающая. А улыбается экранный Борисов так, будто ему больно улыбаться. При этом выходит, что это его обычный здоровый тонус. Борисов – антигламур, антилоск, скромность, замкнутость. Продвижению в Голливуде, чего бы очень хотелось, наверняка помешает уровень английского, и большее, на что возможно рассчитывать, это играть вот таких русских. Впрочем не только лишь все и это могут сделать. Точнее, с таким выхлопом – буквально никто. Даже Серебряков, который и здесь.

Игоря (Борисов, напоминаю), похоже, привлекла не только упругая плоть, но и нечто большее в Аноре – живое, и нежное, и трогательное, и непустое. Да, да, да, всё это, хотя героиня явно не увлекается Рахманиновым, и ногти хищные, загорается на бабло, как Рокфор на сыр, представьте себе, я рассмотрел. Но не сразу, потому что раскрывается постепенно. И это у стриптизёрши, несомненно, от сущности самой актрисы Майки Мэдисон. Романтичная, рефлексирующая, будто серьёзная, не успевшая очерстветь Анора, очевидно, не совсем стандарт в индустрии танцевания на шесте и пластичного трения ягодицами об вожделеющих клиентов. Женщина для сентиментального поэта, который, я полагаю, внутри якобы гопника Игоря, претерпевающего неожиданную, особенно для незнакомого с актёром западного зрителя, трансформацию, подобна наслаждению портретом Ренессанса (лик вполне канонический). Такой ценитель рассматривает её с эстетической позиции, когда и щупать-то непринципиально. Посмотрите, как неотрывно и долго он смотрит в её лицо в заключительной сцене.

8 из 10

В мою юность в нашей школе появился один молодой рьяный мужчина с горящим взором и стал, вне учебного времени, вести у нас актёрский кружок (только этого не хватало). По одному его заданию каждому нужно было подготовить номер на сцене. И одна девочка, маленькая серенькая мышка, изобразила свои бытовые будни: как она встаёт, пьёт чай, чешет волосы, идёт куда-то (видимо, на работу), потом возвращается, пьёт чай, читает книжку, что-то я, вероятно, позабыл, не важно, и снова ложится спать. Не произнеся за всё время (а герой фильма аналогично молчун) ни слова. Я тогда не понял смысла этого представления, не понимаю этого и сейчас, не нахожу в этом ничего ни для ума, ни для сердца. Не понимаю, зачем мне показывать на экране мои монотонные неинтересные будни. Пролистываю эту бытовуху в новостной ленте, бегу от неё в мир высокого или просто в альтернативные разнообразные впечатления персонажей, может быть, подражая какое-то время после манере поведения актёра: харизматичному Билли Бобу Торнтону, скажем, в недавнем сериале «Лэндмен». А чем примечателен герой этих «Идеальных дней» Вендерса? Да, порой он разглядывает деревья, когда типичный обыватель уткнётся в телефон, но ведь делает он это будто бы механически, бездумно, как и фотографирует их. Однотипные снимки откровенно сомнительной ценности, на которые Хираяма потратил немало денег: открывает шкаф, а там — ящики этих фотографий. Читает какие-то книжки в мягких обложках, но выносит ли из них что-нибудь для себя? Это вопрос. Сцена с племянницей об одной книге, когда Хираяма не поддержал разговор, это сомнение иллюстрирует. Это невзрачный человек без цели в жизни. Патерсон, герой одноимённого, в чём-то схожего, но более претенциозного фильма Джармуша, хотя бы пробовал писать дрянные стишки. Я надеялся, что Вендерс покажет человека, который, через низменную рутину, тянется к прекрасному, созерцательному, тонкому. А он просто слушает неплохую музыку на кассетах и растит растения. Мало. Т. е. плохо, что человек упорно избегает осознания пустоты, бессмысленности своей жизни, не пытается исправиться. А у Вощёва в «Котловане» Платонова без истины тело, между прочим, слабло. Тем более Хираяма не хирург, и добросовестное надраивание общественной фаянсовой сантехники, которая и так не выглядит грязной, без интересного досуга, каких-то талантов, вообще стремлений – вряд ли стоит серьёзного рассмотрения.

Японцы – трудолюбивые муравьи, не секрет. Это вроде национальной идеи – самозабвенно вкалывать. Но мне импонируют слова художника (картины он пишет) Рэмпиона из «Контрапункта» Хаксли про индустриальную вонь и подлинную человеческую жизнь. Да, оратор в своём монологе не учёл частности, взял общо, категорически, но сказал следующее: «Корень зла — в психологии отдельного человека, значит, с неё и нужно начинать. Прежде всего нужно приучить людей жить двойной жизнью, как бы в двух отделениях. В одном отделении они будут индустриальными рабочими, в другом — человеческими существами. Идиотами и машинами — восемь часов в сутки, настоящими человеческими существами — все остальное время. Они все время живут как идиоты и машины — и в часы работы, и в часы досуга. Как идиоты и машины, но воображают при этом, что они живут как цивилизованные люди, даже как боги. Прежде всего нужно убедить их, что в рабочие часы они — идиоты и машины. Или нужно сказать: «Поскольку наша цивилизация такова, какова она есть, тебе придётся восемь часов в сутки быть чем-то средним между кретином и швейной машиной. Без сомнения, это очень неприятно. Это унизительно и гнусно. Но ничего не поделаешь, тебе придётся жить так; иначе весь наш мир рассыплется на кусочки и все мы подохнем с голоду. Делай свою работу как идиот и машина, а в часы досуга будь настоящим цельным человеком — мужчиной или женщиной. Не смешивай эти две жизни, пусть кингстоны между ними будут всегда закрыты. Настоящая жизнь — это та, когда в часы досуга ты являешься подлинным живым человеком. Не давай обманывать себя лицемерным мошенникам, твердящим о святости труда и о христианском долге, который дельцы выполняют по отношению к своим ближним: все это ложь. Твоя работа — грязное, гнусное дело, которое тебе приходится выполнять только потому, что твои предки были безумцами. Они нагромоздили груду мусора, и тебе нужно сровнять её с землёй, чтобы не задохнуться в её зловонии; тебе нужно рыть и рыть, чтобы откопать драгоценную жизнь, проклиная память маньяков, оставивших тебе в наследство эту работу. Но не старайся подбодрить себя, воображая, будто эта гнусная механическая работа благородна: она не благородна. А если ты будешь говорить и верить, что она благородна, ты унизишь своё человеческое достоинство до уровня этой грязной работы. Если ты поверишь в святость труда и в то, что дельцы выполняют свой долг, ты будешь механизированным идиотом все двадцать четыре часа в сутки. Признай, что работа грязна, зажми нос и выполняй её в течение восьми часов, а в часы досуга старайся быть настоящим человеком. Настоящим полноценным человеком. Не читателем газет, не поклонником джаза, не радиолюбителем. Капиталисты, доставляющие массам стандартные развлечения, изо всех сил стараются сделать так, чтобы ты и в часы досуга оставался тем же механизированным болваном, каким ты бываешь в часы труда. Не позволяй им это делать. Старайся быть человеком».

Золотая пальмовая за Якусё закрепилась, надо полагать, последним долгим планом, где он, перебарывая горькие слёзы, глубинную тупую боль, изо всех сил заставляет себя улыбаться. Внутренняя борьба идёт: улыбка его нестойкая, и фазы сменяют друг друга. Не знаю, не знаю... Смешанные ощущения от всего этого. При том, что главный герой мне не близок, я понимаю, что образ его не такой уж плоский и представляет существенный сегмент «потерянных» людей, людей «в футляре», задолбавшихся, пришибленных, тихо и незаметно живущих башмачкиных. Хираяма выдавливает из себя племяннице редкие слова: «Этот мир состоит из множества миров. Они вроде связаны. А на самом деле нет». Вот такой изолированный мир у одинокого главного героя. «Потом – это потом. А сейчас – это сейчас», – говорит он. Хираяма живёт сейчас. Потом – страшно. Тем более неизвестно, что, какие удары злого рока привели этого старого человека в нынешнее оглушённое состояние. Это проблематика общества, и фильм может быть полезной темой для обсуждения. Во всяком случае, между развращёнными барыгами в роскоши и этим бесцельно болтающимся в пространстве и времени, «контуженным» говночистом, с его старомодными кассетами, «Олимпусом», взращиваемыми на дому побегами, книжками, немотой, я выберу последнего. За весь фильм к нему пробиться так и не получается. Кажется, вот-вот – и снова закрывается. Неплохо, однако, сохранить туман. Побросало меня. Такое кино.

7 из 10

Фильм о людях, которые проиграли капитализму. Многие россияне так же проиграли капитализму, поэтому подобные фильмы приводят их в ярость. "Ведь не в деньгах смысл, а все женщины меркантильные" Между тем, в диалоге в гостях сестры, героиня вступает в спор с успешным риэлтором-Ведь вы продаете людям дома, которые им не по карману и они остаются ни с чем. Именно о таких людях этот фильм. О тех, у кого нет дома, у которых нет денег, те, которые не видели жизни, тех, кто умирает. Все они находят здесь душевную поддержку и становятся зависимы от нее-рассказать первому встречному о своей жизни, а он тебе о своей. Заслуженный Оскар

Нравится мне тема одиночества где-то на холодных северных островках, единение с природой, блёклая синеватая картинка, но вот эту природу в полной мере прочувствовать не получается. Почему? Героиня преимущественно почему-то бродит в наушниках, также на фоне природы нам голосом Ронан делают речевые вставки сведений из Википедии, а когда режиссёр Фингшайдт пытается подать якобы трогательные моменты просветлений, воодушевлений героини с её бесцельными полубессознательными телодвижениями на лоне природы, это смотрится натужно и даже претенциозно. К тому же она то смартфоном, то ноутбуком пользуется. И выходит, что для необходимого духовного созерцания, подлинной меланхолии, атмосферы тут почти не остаётся места. Вкупе с регулярными лондонскими тусовками, крашеными волосами и т. п. всё это смотрится довольно попсовенько. Нет, это не трушное, к примеру, «Как я провёл этим летом» Попогребского. Вне зависимости от потерянности героини в жизни, которая, нам намекают, растёт из детских впечатлений от непутёвого отца (а у кого жизнь сахар?), хотелось бы выделить здесь два аспекта. Во-первых, героиня, очевидно, пытается, как говорится, убежать от себя, потому что она сама себе неинтересна. И это понятно: нет у неё никаких благородных занятий в Лондоне, за что бы она могла уважать себя. Второе: неумение потреблять спиртные напитки. У нас ведь как: или до поросячьего визга, или кардинальный отказ. Т. е. крайности. Ну, ладно, то, что негра опять к белой прилепили, даже на второй план отходит. Хотя (думаю, кого он мне напоминает) это тот же, что мутил с другой белой звёздочкой — Джесси Бакли в фильме «Род мужской» Гарленда. Отличное, кстати, кино. Вот там-то природой под шум листвы как раз проникаешься. И Рори Киннер, с истинной аглицкой статью лорда, настоящим откровением в куче ролей явился, и эстетика отвратительного положительно шокирует. Вообще мистики будь здоров нагнали, что годится к повторному сеансу. А «Выгон» данный — увы.

5 из 10

Посмотрел последовательно обе части разом. И если первой, ставшей кассовым хитом, чего-то, на мой взгляд, не хватало, то вторая буйствует на всю катушку. «Улыбка» снята всего два года назад, но ощущение, что фильмы разделяют десятилетия, как нечто старомодное и ныне модное, технологичное, когда камера носится как угорелая. Удивительно поэтому, что режиссёр-то у нас прежний. Финн. Фамилия у него такая. «Улыбка 2» — ядовито красочный, динамичный, на большой бюджет (будто больше заявленного) суммы задействованного каста, тонны грима, комплексных декораций, стремительно меняющихся локаций, компьютерных, понятно, спецэффектов масштабный хоррор. Да, это скримеры, резкие пугалки, от которых за последние десятилетия два так брезгливо отплевались эстеты, так это стало признаком дурного тона, так стали избегать режиссёры, что это уже свежо смотрится. Причём (не знаю, сказался ли алкоголь) это не выглядит здесь леденяще до бросания в пот, но бодрит нормально так, т. е. приятный баланс. Надо отметить, что такое восприятие вызывается и некой деликатной долей юмора. Не знал Наоми Скотт, но тут гуттаперчевая лицом и телом фемина оторвалась по полной, все свои множественные дикие психические состояния сыграла убедительно, естественно. И на музыкальной сцене смотрелась как настоящая поп-звезда: и певчески, и хореографией, и мимикой. Похоже это на иронию над миром шоу-бизнеса с его циничными законами, показухой. Даром что Скотт, как выясняется, реальная певица. Финал откровенно запараллелен с другим свежаком, нашумевшей «Субстанцией»; и после такого перформанса народ, к гадалке не ходи, толпами повалит на её концерт, памятуя, представляя, ожидая и боясь одновременно, что что-то такое (А что? А вдруг?) произойдёт. Ещё Финн (длительная эксцентрическая сцена ссоры в машине между Скотт и Рэем Николсоном, улыбающимся там копией отца) неожиданно и приятно отсылает к эпизоду в «Маяке» Эггерса. Все мы, конечно, помним тот мемный диалог персонажей Дефо и Паттинсона с итерациями вопроса «Что?». Сиквел, хотя и не уходит в истоки зла (видимо, это осветится в дальнейших частях), несколько расширяет не очень оригинальную, стоит признать, идею источника, в котором тварь вселяется в тело, в мозг, но только частично, порождая галлюцинации, видимые только заражённому, за неделю полностью завладевает обезумевшим от страха сознанием, влезает в рот, заставляя несчастного/ую совершить с дьявольской улыбкой суицид перед здоровым до того человеком, чтобы заразить уже его и так далее, по цепочке. Сразу непонятно, где реальное действие, а где галлюцинации. Штука в том, что временной отрезок глюков может быть ну очень продолжительным, после чего следует откат. Уйма чего разного креативного в свистопляске «Улыбки 2» происходит. Подмечено (не только мной), что ужастикам занижают балл.

8 из 10

Эпатажный, провокационный, шокирующий боди-хоррор на стероидах. В то время, когда Венеция заботится о нашем психическом здоровье, традиционных ценностях, не побоюсь — душе, подобная перверсивная разнузданность — тенденция Канн. Вспомним «Титан» Дюкурно, «Экстаз» Ноэ. Да и нынешняя Золотая пальмовая «Аноре» вполне вписывается. А ведь когда-то побеждал тонкий, умный «Бартон Финк» братьев Коэн. Для динамики здесь применяется агрессивный клиповый монтаж, зомбируют броскими рекламными приёмами. Много макросъёмки (так снимается, например, муха — намёк на канон Кроненберга). Шрифт словно заботится о тех, кто видит только верхнюю строчку у окулиста. Картинка у «Субстанции» технологичная, стерильная, даже мертвенная. А действие часто происходит под ритмичную клубную трансовую долбёжку. Словом, имеем все признаки хорошо усвояемого масскульта, воздействующие на животные, первобытные рефлексы зрителя.

Что тут, в общих чертах, происходит. Есть вышедшая в тираж актриса Элизабет Спаркл (Мур). Звезда на Аллее славы потрескалась, по ней проезжают и пренебрежительно пачкают. Элизабет теперь ведет аэробику на ТВ, словно сошедшая с древнего клипа The Chemical Brothers — «Believe» (старожилы вспомнят, что фитнес-инструкторша там галлюцинацией психбольного превращается в непривлекательную тётку). Продюсер Харви (конечно, Харви), его играет Куэйд, собирается заменить Элизабет на молодую, краше. Это сальный, экспансивный, остервенелый безумец. Нам специально крупняком показывают его отталкивающую физиономию: Харви берёт жирными пальцами и вгрызается гнилыми зубами в несчастные сочащиеся тельца креветок, а когда затягивается сигарой, его рот нарочно напоминает другое отверстие. Цепью дальнейших событий Элизабет добывает препарат. В наборе приспособлений легко затеряться, подробная инструкция отсутствует, всё-таки это не пылесос, тем не менее героиня Мур уже победоносно улыбается, будто заранее понимая, как всем этим пользоваться, и что штука обязательно подействует! Очевидный риск, неизвестное происхождение препарата её почему-то не пугают! Кстати, в чём мотив распространителя, тоже не объясняется. Поскольку героиня однажды слышит чей-то голос из ниоткуда, это могут быть и инопланетяне-шутники! Вышедшая из её спины упругая Сью (Куэлли) занимает место Элизабет в шоу. Две женщины должны функционировать посменно, неделю через неделю. И если для Сью выгода очевидна, то непонятно, зачем это Элизабет, заедающей в зависти у телевизора тоску своей недели затворничества. Сью недели мало, и она начинает вредить отключённому телу Элизабет, высасывая стабилизатор сверх положенного. Если поначалу Элизабет еле передвинула гангренообразную ногу, то потом, полностью изуродованная, похожая с этим горбом на Дарк Сира из Доты 2, вдруг шустро забегала! Тут я единственный раз улыбнулся (народ в кинотеатре, поговаривают, ржал всю дорогу). В результате неумения работать в команде на свет появляется гибридное убер-чудовище на порядок безобразнее линчевского человека-слона — изъязвлённая биомасса с рандомно натыканными органами. С момента, как «Дарк Сир» решает прекратить эксперимент, начинается откровенный балаган, фарс, что существенно облегчает месседж, который у режиссёра Корали Фаржа, очевидно, имелся, и который она хотела до нас с вами донести. Так что же донести?

Фаржа, очевидно, стремится показать сатиру на потребительский взгляд мужчин на женщину с их пресловутой объективацией. Но, в моём понимании, она как раз показывает сатиру больше на саму женщину. Точнее, на отдельную категорию. Что мы видим у героинь, помимо маниакального желания светить на экране естеством? Да ничего. Нет у них ни интересных мыслей, ни стремления к саморазвитию, каких-то благородных увлечений, за счёт чего их должно было бы воспринимать по-иному. Увы, есть такие актрисы, весь ресурс которых в молодости, из-за недостатка внутреннего содержания. А есть актрисы, которые, состарившись, нашли себя в более глубоких, драматических ролях, согласно наличию нечто большего — ума. Можно привести массу примеров и тех, и других, но, пожалуй, воздержусь, да вы и сами в состоянии. Каждому по способностям, как и в любой другой сфере, независимо от пола. Подразумеваемая манифестация принятия своего тела тоже не должна расслаблять, а то эдак можно запустить себя до примерного состояния Элизасью. И почему бы героине Мур не стать было матерью, для будущего, продления себя, тут и стабилизаторы не надобны, чем «рожать» таким максимально извращённым, мучительным способом? Никто в этом, опять-таки, кроме самой Элизабет Спаркл, не виноват. Так вкладывала ли Фаржа сатиру на Элизабет? Я тоже думал, что Джонс, скажем, подразумевал под «Она» с Фениксом не романтическую историю (как преимущественно полагает незрелая целевая аудитория), но страшное апокалиптическое кино — предостережение всем нам о тупиковом пути человечества. Так это очевидно для меня. Но Джонс ничего такого не вкладывал, читал его интервью, а действительно снимал сопливую мелодраму. Так что надеюсь, Корали всё объективно учла, нарочно не наделив героиню чтением книг и т. п. Только кто из зрителей увидит в фильме себя, задумается о чём-то там? Такие будут тыкать в экран пальцем и ржать, кто-то, наверное, обмочится. Поэтому Фаржа, вероятно, зря пытается усидеть на двух стульях. Ты либо снимаешь острую социальную драму, либо вот такую по большей части карикатурную буффонаду. Т. е., как и в случае с Лантимосом, для кого, одновременно с объектами, снимала Корали Фаржа? Не обо мне и, в общем-то, не для меня. И над объектами этого циркового представления смеяться желания нет, это мелко. Нет претензий к убедительному актёрскому составу: талантливая и старательная дочь Макдауэлл идёт в гору. Но по-настоящему это звёздный час Мур, воскресшей из забвения. А если учесть, что Мур, как мы знаем, пережила неудачную пластику лица, роль становится и личной, тут уже не только игра. Из моего опуса неявно следует, что впечатления у меня амбивалентные. Всё же, я в упор не вижу тут феминизма, о чём дует в уши киношная общественность, а вижу адекватные оплеухи всем: Харви, Элизабет и потребителю.

7 из 10

В прошлом автор этой заметки подмечал казалось бы неочевидную в природе Эммы Стоун холодность, грубоватость. Наблюдению противились. Как возражали словам про пустышку Робби, а потом мы получили закономерную роль Барби. Ну и надо слышать низкий голос Стоун в оригинале. Всё это ещё по "Бёрдмэну" старому. И вот роль снежной королевы, чуть живее механической куклы, аутиста, чудовища. Есть. Ставка снова сработала. Т. к. даже для ребёнка персонаж роботоподобен. Вспоминается "гальванизированный труп" Фофанов, как окрестил слагателя наивной поэмы о бедном кантонисте Брюсов в своих забавных дневниках. Лантимос тоже что-то прочувствовал в актрисе. А Дефо, хирурга здесь, преступно, а что делать, лишил козыря — всего богатства мимики (даже глаза выцветил). Дефо, дозревшего на склоне лет до величайшего, вероятно, актёра современности, которого за роль Ван Гога годами ранее обязаны были премировать Оскаром. И это была кража века, поскольку соперников решительно не было никаких. И данное произведение априори не шанс ситуацию наконец исправить, чего тут играть особо? Впрочем, чего более того перформанса подсолнухового аксакал выдать мог? Ох уж эти пирровы Малеки с картонными "Богемскими рапсодиями", будь они неладны. Но к "Бедным-несчастным".

В конце концов фильмов о трансплантации мозга, франкенштейновщине всякой ассортимент, и перед нами не настолько радикальный концепт при булгаковской, хотя бы, классике про очеловеченного пса (типун "Бивень" помянуть). И, конечно, пациент будет познавать мир, развиваться, но в результате упрётся в предел возможностей интеграции, возникнет кризисная ситуация, которая приведёт к откату, а то и к полному фатальному исходу (мысль в завязке). Да, соответствуя духу времени, не сказать, что последующее полностью реализует представление, но убеждает ли? Ладно, техническая сторона, выдувание гортанно пузырей за обедом — дело техники, но привносит ли Лантимос что-то новое, разрывает ли шаблон? Да не особо. От его больной, по-хорошему, фантазии, главным образом по "Убийству священного оленя" для меня, ожидаешь большего, глубжего. Имеем, однако, экранизацию (со-сценаристом грек не значится), а значит, какие-то ограничения. Равно как, заметим, это собственный выбор режиссёра.

За весь этот грязный, сальный, плотский натурализм, кунсткамерный цирк уродцев, фарс исподлобья, с фигой в кармане в викторианской и иже пряничной португальской, с элементами стимпанка сказочности — хочется назвать "Бедные-несчастные" таким глубоко разочарованным Тимом Бёртоном. Юрист Дункан Веддерберн, половой гигант, самодовольный жирный кот и гнусный, гадкий слизняк (блестяще сыгранный Руффало), снисходительно, но однако честно, надо отдать должное, говорит своей игрушке для утех, главной героине Белле Бакстер (Стоун): "Советую тебе, если ещё не поздно, не влюбляться в меня. В плане постоянства мне предложить почти нечего, только приключения." И где-то начиная с пощёчины ему, проявления характера, Белла удивляет его и начинает дрессировать. Дункан был уверен, что он, грязное матёрое животное, может всегда с превосходством смотреть на её наивность, как на покорную собственность, а в итоге сам оказывается беззащитным, ранимым под её доминантным цинизмом, бесчувственностью голодной самки, иронией судьбы попадая под ту самую эмоциональную зависимость. Они все под неё попадают. От очевидного Макса, помощника, до хирурга-сухаря. Вероятно, эта самая её недоступность, непрошибаемость уговорам этих бедных, несчастных и заводит. И порочность, и (при формальной декларации желания сделать мир лучше, так впечатляют её временно мёртвые нищие младенцы в трущобах внизу, со стен привилегированного класса, психиатрических слезах) жестокость Беллы, но именно несознательная, искренняя, что ли. Что тут поделать? Умиляться.

Вопрос, оправдана ли вся эта мерзость даже не моралью, а хотя бы эстетикой? Эстетикой отвратительного, понятно. Ответ, на мой взгляд, отрицательный. С момента парижского публичного дома фильм становится тягомотным, тормозит, катит уже по инерции. Весь посыл Лантимоса заключён в словах чернокожего джентльмена на палубе корабля: "Философия — пустая трата времени. Улучшение через философию — лишь попытка сбежать от факта, что все мы жестокие твари." Жестокие твари. Это в середине повествования. И далее ничего принципиально нового не прибавлено ведь. Мизантроп и социопат, Лантимос подносит зрителю зеркало: посмотри, мол, какой ты уродец, ничем не лучше меня и остальных. За проекции, экстраполяции на всех стоит пожурить режиссёра, оправдывающего свою сущность. Не принимаю. И более категорически — на многих, с кем жизнь свела. Мимолётные светлые нотки тут — фальшиво смягчающие, "на отвали".

Не ханжа, приветствую "Зелёные слоники", "Свадебные вазы" художественные, как вклад в, пусть, перверсивное искусство, но в этой идейной (подчёркиваю: именно идейной, а не отвлечённой) зловонной зловредной жиже — свиньям в удовольствии копошиться, своей ЦА предоставлено. Зловредной — потому что успокаивает совесть таких вот грязнуль. И немало, думается, неокрепших чад потянет подражать безответственным повадкам героини. И внимать менторским сентенциям сутенёрши, т. к. Лантимос даже не делает попытки подставить под сомнение их. Старая, вульгарная, как цирковая лошадь Анжела из советского мультфильма, грубый кирзовый сапог, проститутка учит героиню жизни, и та заявляется на пороге с благородным, ничего себе, уже лицом. Ну, Лантимос, ты совсем до кондиции доехал. Ведь в "Лобстере", не я, ещё искали некоторые свет. Хотя многие думающие — в оковах своей ментальной ловушки. Данность природы человека. И это полезно хотя бы для кругозора. Душ. Срочно душ.

5 из 10

Часть 1. Смерть Р. М. Ф.

В каждой части есть герои, движимые маниакальными идеями. Здесь это начальник (Дефо), узурпатор власти, диктующий, по взбрендившим прихотям, подчинённому (Племонс) каждый шаг в его «овощной» жизни. Утрированная, очевидно, сатира на распространённый тип вышестоящего самодурства и вообще разных нелепых корпоративных предписаний. Суть в том, что стадный человек, настолько привыкший к навязанным схемам (от гос. верхушки, рекламы или, не знаю, блогера-кинокритика, который вам что-то разжуёт на свой лад, и вы полагаете, что у вас появилось собственное мнение), отвыкает критически мыслить, анализировать самостоятельно, теряется на дарованной свободе и просится обратно в несвободу, где выбор за него сделан. Так кто виноват: тот сверху, кто вытравил личность из человека? Или сам человек, который, поддавшись всем этим директивам на поток, обмяк? Словом, новелла про несамодостаточность, выполненная, в духе автора, этюдами театра эксцентрики, гротеска, фиглярства. Режиссёр будто пародирует (не на голубом глазу же?) пару типичных пианинных тревожных нот из хорроров, свидетельствующих, что что-то эдакое внезапно произошло. Также это подтрунивание над официозом формальных одинаковых фраз, говоримых ради приличия в стандартных ситуациях. Смущает, что Лантимос снял маску с Дефо после «Бедных-несчастных», а тому всё равно играть нечего. Супермен лицедейства (роли Ван Гога, смотрителя маяка, да хотя бы и домушника в ловушке) усередняется до невыразительной функции, которую может исполнить кто угодно. Это подстава.

Часть 2. Р. М. Ф. летит

Летит мельком, на вертолёте. Ирония, конечно, вынести в заголовок всех новелл третьестепенный проходной персонаж. Главный в «Видах доброты», разумеется, Джесси Племонс. И я рад за актёра, которого многие недооценивали, над внешностью потешались и недоумевали над выбором Кирстен Данст. Казалось бы, довольно мутные, извиняюсь, поросячьи глазки, топорная фактура физиономии, а он этим лицом всё, что нужно, выразить в состоянии. В каждой из трёх частей Племонс разный, и внутри частей метаморфозы претерпевает. Разноплановость — большущий плюс в профессии. Лантимос снова паясничает, абсурдно чудит. Он стремится разорвать поведенческий шаблон в предлагаемой незатейливой фабуле, шокировать зрителя чокнутыми реакциями героев. Взять, как в первой новелле начальник вдруг целует подчинённого на прощание. В губы. Здесь персонаж Племонса за ужином у друзей жалобно канючит у тех устроить просмотр какого-то архивного видео с пропавшей женой; это преподносится как нечто серьёзное, душещипательное, а оказывается... свингер-пати всей четвёрки. Центральная ось новеллы — в высмеивании конспирологических теорий заговоров (прогнозируемая, что не очень хорошо, концовка немного шатает мою мысль, но не суть). Каждому, наверное, пусть в формате сетевой коммуникации, встречались подобные типажи. Тут наблюдаем частный случай — манию преследования. Помимо того, Лантимос будто специально вызывает тошноту смакованием темы жратвы, обычной для повседневной болтовни филистёров. Похоть, жратва. Лантимос — это сарказм над низменными потребностями хомо сапиенса. Как молвил на корабле в «Бедных-несчастных» чернокожий философ (актёр и здесь одно из действующих лиц): «Все мы жестокие животные». Духовная, так сказать, пища, увлечение чем-то благородным, тонким среди героев грека — непопулярны. А так оно и бывает обычно, оглянитесь вокруг.

Часть 3. Р. М. Ф. ест сэндвич

Тут Лантимос придумал, что героиня (Стоун) зачем-то, оксюморонно для арт-хаусного кино, регулярно дрифтит, паркуясь, на своём масл-каре. Абсурдничать так абсурдничать. Пародия на «Форсаж», не иначе. В каждой части имеются сновидения. Герои придают им важное значение, значение вещих снов. Это ведь тоже стереотипное занятие обывателей. В новелле освещается тема сектантства, по обыкновению замешанного на оргиях, разных бредовых ритуалах. А коитус с мужем, видите ли, к осквернению ведёт, греховно. В принципе, в этом новелла близка к первой. Когда есть некий начальник (гуру), велящий марионеточной пастве, что ей делать. Во второй новелле ведь тоже есть манипуляция с указанием покорной супруге чего-то отчекрыжить от себя. Что сказать. Эта заключительная часть — самая, на мой взгляд, невнятная, вымученная. Сумбур, скомканность, герои ходульные. Объёмный замах не для куцой новеллы в альманахе. А местами и претенциозно: всунуть этот танец Стоун, который нам скормили в преддверии премьеры, — из той серии лишней вычурности. И так банально заканчивать историю — уж лучше было оборвать. Схалтурил грек.

Резюме

Я мало сказал о художественных особенностях картины. А о них и сказать особо нечего. Не искать же здесь действительно атмосферу. И вообще. Грек играет в опасную, откровенно вредную игру. Он находит результативный смысл в конспирологии, сектантстве, что подкрепляет объектов произведения. Почему же Лантимос так назвал свой фильм, «Виды доброты»? А пёс его знает, даже не особо и интересно. Видимо, как в том фильме: «Чтобы никто не догадался». Он, конечно, очень искусственный режиссёр и снимает о пустых уродцах. Т. е., о ком он снимает, понятно, но для кого он снимает? Чем я лично могу обогатиться, кроме отдельных перформансов талантливых актёров? (Что бы грек поделал с ординарными — тоже ещё вопрос). Мысль у него, в сущности, не бог весть какая великая, для души — ясно, нуль. Известная категория людей выкладывает в чатах ролики со всякими губастыми, люмпенами и прочими поехавшими и облегчённо посмеивается свысока, что они или их жёны, мол, не такие, самооценку себе таким дешёвым способом поднимают. Недостойное занятие. Видимо, для этих скудоумных лицемеров, недалеко уехавших, и снимает. Есть у меня убеждение, что ориентироваться надо на лучшие образцы, тянуться к ним. Так победим.

6 из 10

"Вся жизнь — театр, а люди в нём — актёры." (У. Шекспир). Ещё один фильм Кантена Дюпьё, шестой в моей фильмотеке. "Замок" тут очень уместно вспомнить, чисто кафкианская абсурдная ведь история. Жёлто-зелёный фильтр может быть и болезненным, и релаксирующим, мягким пастельным, в зависимости от того, что происходит. Перед нами второй вариант. Фильтр как бы создаёт нереалистичность, туманность и отстранённость. Потому что, вроде бы допрос, но Дюпьё ведь не делает сопереживательного кино (не конкретно, а вообще по фильмографии). Кто уже знаком с маэстро, знает, что всё у него понарошку. Всё это, даже смерти, происходит в нарочно лёгкой, непринуждённой, самобытно юмористической (юмор — антиподный хлёсткому, деликатный) подаче, но только подаче, потому что, при всей ламповости, априорном чувстве защищённости зрителя, видна кипучая, тонкая работа мысли.

Дюпьё играет, так сказать, с пространственно-временным континуумом: в воспоминаниях возникают люди из будущего, т. е. настоящего периода, периода допроса, взаимодействуя в этих воспоминаниях с подозреваемым. В концовке происходит plot twist, мощный переворот. И логически предчувствуется ещё один, иначе Дюпьё не был бы Дюпьё (ожидание удовлетворяется). Если говорить о логике, стройности сценария, дотошно придираться (сколько у нас, отвлекаюсь, казуистов физики, истории и пр., хлебом не корми), можно обнаружить несостыковки, некую притянутость за уши, но Дюпьё правильно делает, что не заботится этой ерундой, ведь это тоже в юмор, в сюрреалистический абсурд вполне себе вписывается. Вообще говоря, художественность (в художественном-то кино) всегда, ну или почти всегда, превалирует, на мой взгляд, над соблюдением всякой такой доподлинности. Кино — не учебник.

Режиссёр, что приятно, подобрал аутентичных французов. Дело не только в неграх, в рэпе (хотя в этом тоже, потому что, выскажу своё видение, чернокожий актёр играет хорошо, когда он играет гибко как белый), но во всей этой зрелищной разнузданности, когда нет никаких рамок, табуированных тем и каждый эмансипированный и горделивый своим поведением кричит: "Я, я, я!". Ведущий себя скромно, но с достоинством француз старой формации точно так же отличается от современного, как советский актёр от расхлябанного, позёристого российского фрешмена, который любит себя в искусстве, а не искусство в себе. Потому-то всё это мельчает до тоже французско-бельгийского "Титана" Дюкурно, берущего Золотую пальмовую ветвь в Каннах, когда, проведу аналогию, нормальный секс уже не торкает и требуются разные девиации. То — просто бессмысленный, уродливый эпатаж ради эпатажа. И потому-то от Дюпьё, супротив мейнстриму, веет благородством. "Вот в чём дело", — смешно повторяют мусорную фразу все персонажи "На посту!", о котором можно сказать, что мосье Чудак, обделённый наградами жюрийных сорОк, опять смог.

8 из 10

Если, как сказано где-то, вся жизнь — борьба за место под солнцем, за право (от себя добавлю) в истории остаться, то жизнь в Пустошах — это жестокая борьба за право просто быть, существовать. Ценность человеческой жизни тут нивелируется до безропотного самопожертвования во имя общего дела. Всё-таки обмазанные побелкой поджарые воины, прыскающие себе на зубы из аэрозольного баллончика позолоту, т. е. посереброту, уходят не со словами "За Сталина!", а с возгласом "Запомните меня!" Просьба, конечно, для проформы, втуне пропадает. Никто тут никого не запоминает. Жизнь перемолотит любого, перешагнёт и дальше своим чередом продолжится. Удивляет вот что: животная прыть всех и каждого. Рацион питания, пейзажи, равно как остальные условия в виде какого-то культурного досуга здесь явно не блещут изысками. При этом мы не наблюдаем рефлексирующих персонажей, мучающихся какими-то экзистенциальными вопросами бытия. Для всех, за исключением, может быть, седовласого историка, помощника Дементуса, всё предельно просто. "Во многих знаниях — многие печали". (Екклесиаст)

Довольно странно слышать от некоторых соратников-синефилов упрёк картине в недостаточном экшене. Джордж Миллер, при всём, опять-таки, нестандартно расширенном хронометраже, сопли не жуёт, а сразу, без раскачки, бросает в гущу активных событий. Мы ведь даже не видим, как это обыкновенно бывает, размеренное житьё-бытьё девчушки в родном оазисе для затравки: тут сразу рейдеры, погоня, смерть и рабство. И далее запущенный однажды маховик, с коронными пертурбациями бензовоза, катавасией в карьере Свинцовой фермы, где подобие Контр-Страйка со снайперской винтовкой, и пр., крутится нон-стоп. Ведь даже изувеченная, бредущая по пустыне Фуриоса, когда её подбирает, так понимаю, Безумный Макс (камео Макса), очнувшись, в пещере земляной, где старуха снимает с трупных конечностей червей в пищу, не проводит там для заживления и минуты по фильму. Двигаться, двигаться.

Тейлор-Джой — добротный выбор. Актриса самобытно выделяется своей отстранённой физиономией. Это очень помогает верить её индифферентному восприятию невзгод, притуплённым (ну, хорошо, тщательно скрываемым, так будем говорить) вследствие жизни во всей этой агрессивной среде чувствам. Скрываемым, потому что слабину эмоциональную кое-где, ну, скажем в эпизоде разговора тет-а-тет с шофёром бензовоза Джеком по душам, героиня выдаёт, доверяется ему, так сказать, эксклюзивно. А дальше — снова самоконтроль. Юная леди, сыгравшая Фуриосу в детстве, явно будет обделена вниманием. Хотя бы потому, что на её перформанс (с таким-то не по-детски глубоким взглядом) накладывается множество событий уже без её участия, а запоминается, как известно, последнее. Так отмечу её в своём отзыве. Алила Браун. Отмечено. Вообще интересно Миллер решает задачу возрастного перехода. Обычно нам сообщают в титрах, что вот-де прошло столько-то лет. Тут мы видим, как парик девочки, ускользнувшей с помощью него от Риктуса Эректуса, остаётся в его руках, а потом падает с обрыва, зацепляется за сук, и в ускоренной перемотке времени сук разрастается и зеленеет. С париком. Вот тебе и года минувшие. Вот тебе, кстати, и вкрапление некой лирики в зубодробиловку эту.

Определённо Хемсворту этот загримированный крючковатый нос очень идёт. Пусть так и ходит. Герой его, конечно, довольно юмористический, гротескный. Чем-то он напоминает персонажей Милляра в советских сказках. И эта особенность, кажется, призвана снизить гнетущее от всех этих зверств воздействие на зрителя. Всё-таки широкий прокат как-никак, кино для масс, развлекательное. Ну хотя бы вспомнить, как Дементус кровожадно приказывает истязать двух бедолаг продолжительное время. И уже под конец этих самых истязаний сидит на капоте и аж трясётся весь от ужаса своего деяния. Et nihil humanum est, мол, говорит нам Миллер. Миллер, Милляр… Что-то по Фрейду. Ведь надо страх, во-первых, подданным внушать, авторитет, потому перегибы.

Да, это старое доброе ультранасилие. Важно, что перед нами не пафосный, что приятно, боевик. Нет этой надоедливой торжественности. Когда из тебя что-то выжимают откровенно. Ребята просто делают свою повседневную работу: сражаются за ресурсы, без всякого фанфаронства (исключая Дементуса, понятно). Нет этой набившей оскомину циммеровщины. Тут, по-моему, вообще музыки-то особой не слышно, либо она неназойливая. Будто удары тараном глухие ритм отбивают лишь временами. Попробуй ещё сделай зрелищный экшен, не сдобрив его мощными музыкальными партиями. И эта скупость подачи, подачи по существу, приближает нас к реализму. Насколько это возможно в фантастическом кино. Т. е. Миллер сознательно и по уму пожертвовал этими "дешёвыми", блезирными приёмами, за которые я не люблю массу кассовых блокбастерных муви. А этому, проваливающемуся (м-да) в прокате:

8 из 10