Нравится мне тема одиночества где-то на холодных северных островках, единение с природой, блёклая синеватая картинка, но вот эту природу в полной мере прочувствовать не получается. Почему? Героиня преимущественно почему-то бродит в наушниках, также на фоне природы нам голосом Ронан делают речевые вставки сведений из Википедии, а когда режиссёр Фингшайдт пытается подать якобы трогательные моменты просветлений, воодушевлений героини с её бесцельными полубессознательными телодвижениями на лоне природы, это смотрится натужно и даже претенциозно. К тому же она то смартфоном, то ноутбуком пользуется. И выходит, что для необходимого духовного созерцания, подлинной меланхолии, атмосферы тут почти не остаётся места. Вкупе с регулярными лондонскими тусовками, крашеными волосами и т. п. всё это смотрится довольно попсовенько. Нет, это не трушное, к примеру, «Как я провёл этим летом» Попогребского. Вне зависимости от потерянности героини в жизни, которая, нам намекают, растёт из детских впечатлений от непутёвого отца (а у кого жизнь сахар?), хотелось бы выделить здесь два аспекта. Во-первых, героиня, очевидно, пытается, как говорится, убежать от себя, потому что она сама себе неинтересна. И это понятно: нет у неё никаких благородных занятий в Лондоне, за что бы она могла уважать себя. Второе: неумение потреблять спиртные напитки. У нас ведь как: или до поросячьего визга, или кардинальный отказ. Т. е. крайности. Ну, ладно, то, что негра опять к белой прилепили, даже на второй план отходит. Хотя (думаю, кого он мне напоминает) это тот же, что мутил с другой белой звёздочкой — Джесси Бакли в фильме «Род мужской» Гарленда. Отличное, кстати, кино. Вот там-то природой под шум листвы как раз проникаешься. И Рори Киннер, с истинной аглицкой статью лорда, настоящим откровением в куче ролей явился, и эстетика отвратительного положительно шокирует. Вообще мистики будь здоров нагнали, что годится к повторному сеансу. А «Выгон» данный — увы.

5 из 10

Посмотрел последовательно обе части разом. И если первой, ставшей кассовым хитом, чего-то, на мой взгляд, не хватало, то вторая буйствует на всю катушку. «Улыбка» снята всего два года назад, но ощущение, что фильмы разделяют десятилетия, как нечто старомодное и ныне модное, технологичное, когда камера носится как угорелая. Удивительно поэтому, что режиссёр-то у нас прежний. Финн. Фамилия у него такая. «Улыбка 2» — ядовито красочный, динамичный, на большой бюджет (будто больше заявленного) суммы задействованного каста, тонны грима, комплексных декораций, стремительно меняющихся локаций, компьютерных, понятно, спецэффектов масштабный хоррор. Да, это скримеры, резкие пугалки, от которых за последние десятилетия два так брезгливо отплевались эстеты, так это стало признаком дурного тона, так стали избегать режиссёры, что это уже свежо смотрится. Причём (не знаю, сказался ли алкоголь) это не выглядит здесь леденяще до бросания в пот, но бодрит нормально так, т. е. приятный баланс. Надо отметить, что такое восприятие вызывается и некой деликатной долей юмора. Не знал Наоми Скотт, но тут гуттаперчевая лицом и телом фемина оторвалась по полной, все свои множественные дикие психические состояния сыграла убедительно, естественно. И на музыкальной сцене смотрелась как настоящая поп-звезда: и певчески, и хореографией, и мимикой. Похоже это на иронию над миром шоу-бизнеса с его циничными законами, показухой. Даром что Скотт, как выясняется, реальная певица. Финал откровенно запараллелен с другим свежаком, нашумевшей «Субстанцией»; и после такого перформанса народ, к гадалке не ходи, толпами повалит на её концерт, памятуя, представляя, ожидая и боясь одновременно, что что-то такое (А что? А вдруг?) произойдёт. Ещё Финн (длительная эксцентрическая сцена ссоры в машине между Скотт и Рэем Николсоном, улыбающимся там копией отца) неожиданно и приятно отсылает к эпизоду в «Маяке» Эггерса. Все мы, конечно, помним тот мемный диалог персонажей Дефо и Паттинсона с итерациями вопроса «Что?». Сиквел, хотя и не уходит в истоки зла (видимо, это осветится в дальнейших частях), несколько расширяет не очень оригинальную, стоит признать, идею источника, в котором тварь вселяется в тело, в мозг, но только частично, порождая галлюцинации, видимые только заражённому, за неделю полностью завладевает обезумевшим от страха сознанием, влезает в рот, заставляя несчастного/ую совершить с дьявольской улыбкой суицид перед здоровым до того человеком, чтобы заразить уже его и так далее, по цепочке. Сразу непонятно, где реальное действие, а где галлюцинации. Штука в том, что временной отрезок глюков может быть ну очень продолжительным, после чего следует откат. Уйма чего разного креативного в свистопляске «Улыбки 2» происходит. Подмечено (не только мной), что ужастикам занижают балл.

8 из 10

Эпатажный, провокационный, шокирующий боди-хоррор на стероидах. В то время, когда Венеция заботится о нашем психическом здоровье, традиционных ценностях, не побоюсь — душе, подобная перверсивная разнузданность — тенденция Канн. Вспомним «Титан» Дюкурно, «Экстаз» Ноэ. Да и нынешняя Золотая пальмовая «Аноре» вполне вписывается. А ведь когда-то побеждал тонкий, умный «Бартон Финк» братьев Коэн. Для динамики здесь применяется агрессивный клиповый монтаж, зомбируют броскими рекламными приёмами. Много макросъёмки (так снимается, например, муха — намёк на канон Кроненберга). Шрифт словно заботится о тех, кто видит только верхнюю строчку у окулиста. Картинка у «Субстанции» технологичная, стерильная, даже мертвенная. А действие часто происходит под ритмичную клубную трансовую долбёжку. Словом, имеем все признаки хорошо усвояемого масскульта, воздействующие на животные, первобытные рефлексы зрителя.

Что тут, в общих чертах, происходит. Есть вышедшая в тираж актриса Элизабет Спаркл (Мур). Звезда на Аллее славы потрескалась, по ней проезжают и пренебрежительно пачкают. Элизабет теперь ведет аэробику на ТВ, словно сошедшая с древнего клипа The Chemical Brothers — «Believe» (старожилы вспомнят, что фитнес-инструкторша там галлюцинацией психбольного превращается в непривлекательную тётку). Продюсер Харви (конечно, Харви), его играет Куэйд, собирается заменить Элизабет на молодую, краше. Это сальный, экспансивный, остервенелый безумец. Нам специально крупняком показывают его отталкивающую физиономию: Харви берёт жирными пальцами и вгрызается гнилыми зубами в несчастные сочащиеся тельца креветок, а когда затягивается сигарой, его рот нарочно напоминает другое отверстие. Цепью дальнейших событий Элизабет добывает препарат. В наборе приспособлений легко затеряться, подробная инструкция отсутствует, всё-таки это не пылесос, тем не менее героиня Мур уже победоносно улыбается, будто заранее понимая, как всем этим пользоваться, и что штука обязательно подействует! Очевидный риск, неизвестное происхождение препарата её почему-то не пугают! Кстати, в чём мотив распространителя, тоже не объясняется. Поскольку героиня однажды слышит чей-то голос из ниоткуда, это могут быть и инопланетяне-шутники! Вышедшая из её спины упругая Сью (Куэлли) занимает место Элизабет в шоу. Две женщины должны функционировать посменно, неделю через неделю. И если для Сью выгода очевидна, то непонятно, зачем это Элизабет, заедающей в зависти у телевизора тоску своей недели затворничества. Сью недели мало, и она начинает вредить отключённому телу Элизабет, высасывая стабилизатор сверх положенного. Если поначалу Элизабет еле передвинула гангренообразную ногу, то потом, полностью изуродованная, похожая с этим горбом на Дарк Сира из Доты 2, вдруг шустро забегала! Тут я единственный раз улыбнулся (народ в кинотеатре, поговаривают, ржал всю дорогу). В результате неумения работать в команде на свет появляется гибридное убер-чудовище на порядок безобразнее линчевского человека-слона — изъязвлённая биомасса с рандомно натыканными органами. С момента, как «Дарк Сир» решает прекратить эксперимент, начинается откровенный балаган, фарс, что существенно облегчает месседж, который у режиссёра Корали Фаржа, очевидно, имелся, и который она хотела до нас с вами донести. Так что же донести?

Фаржа, очевидно, стремится показать сатиру на потребительский взгляд мужчин на женщину с их пресловутой объективацией. Но, в моём понимании, она как раз показывает сатиру больше на саму женщину. Точнее, на отдельную категорию. Что мы видим у героинь, помимо маниакального желания светить на экране естеством? Да ничего. Нет у них ни интересных мыслей, ни стремления к саморазвитию, каких-то благородных увлечений, за счёт чего их должно было бы воспринимать по-иному. Увы, есть такие актрисы, весь ресурс которых в молодости, из-за недостатка внутреннего содержания. А есть актрисы, которые, состарившись, нашли себя в более глубоких, драматических ролях, согласно наличию нечто большего — ума. Можно привести массу примеров и тех, и других, но, пожалуй, воздержусь, да вы и сами в состоянии. Каждому по способностям, как и в любой другой сфере, независимо от пола. Подразумеваемая манифестация принятия своего тела тоже не должна расслаблять, а то эдак можно запустить себя до примерного состояния Элизасью. И почему бы героине Мур не стать было матерью, для будущего, продления себя, тут и стабилизаторы не надобны, чем «рожать» таким максимально извращённым, мучительным способом? Никто в этом, опять-таки, кроме самой Элизабет Спаркл, не виноват. Так вкладывала ли Фаржа сатиру на Элизабет? Я тоже думал, что Джонс, скажем, подразумевал под «Она» с Фениксом не романтическую историю (как преимущественно полагает незрелая целевая аудитория), но страшное апокалиптическое кино — предостережение всем нам о тупиковом пути человечества. Так это очевидно для меня. Но Джонс ничего такого не вкладывал, читал его интервью, а действительно снимал сопливую мелодраму. Так что надеюсь, Корали всё объективно учла, нарочно не наделив героиню чтением книг и т. п. Только кто из зрителей увидит в фильме себя, задумается о чём-то там? Такие будут тыкать в экран пальцем и ржать, кто-то, наверное, обмочится. Поэтому Фаржа, вероятно, зря пытается усидеть на двух стульях. Ты либо снимаешь острую социальную драму, либо вот такую по большей части карикатурную буффонаду. Т. е., как и в случае с Лантимосом, для кого, одновременно с объектами, снимала Корали Фаржа? Не обо мне и, в общем-то, не для меня. И над объектами этого циркового представления смеяться желания нет, это мелко. Нет претензий к убедительному актёрскому составу: талантливая и старательная дочь Макдауэлл идёт в гору. Но по-настоящему это звёздный час Мур, воскресшей из забвения. А если учесть, что Мур, как мы знаем, пережила неудачную пластику лица, роль становится и личной, тут уже не только игра. Из моего опуса неявно следует, что впечатления у меня амбивалентные. Всё же, я в упор не вижу тут феминизма, о чём дует в уши киношная общественность, а вижу адекватные оплеухи всем: Харви, Элизабет и потребителю.

7 из 10

В прошлом автор этой заметки подмечал казалось бы неочевидную в природе Эммы Стоун холодность, грубоватость. Наблюдению противились. Как возражали словам про пустышку Робби, а потом мы получили закономерную роль Барби. Ну и надо слышать низкий голос Стоун в оригинале. Всё это ещё по "Бёрдмэну" старому. И вот роль снежной королевы, чуть живее механической куклы, аутиста, чудовища. Есть. Ставка снова сработала. Т. к. даже для ребёнка персонаж роботоподобен. Вспоминается "гальванизированный труп" Фофанов, как окрестил слагателя наивной поэмы о бедном кантонисте Брюсов в своих забавных дневниках. Лантимос тоже что-то прочувствовал в актрисе. А Дефо, хирурга здесь, преступно, а что делать, лишил козыря — всего богатства мимики (даже глаза выцветил). Дефо, дозревшего на склоне лет до величайшего, вероятно, актёра современности, которого за роль Ван Гога годами ранее обязаны были премировать Оскаром. И это была кража века, поскольку соперников решительно не было никаких. И данное произведение априори не шанс ситуацию наконец исправить, чего тут играть особо? Впрочем, чего более того перформанса подсолнухового аксакал выдать мог? Ох уж эти пирровы Малеки с картонными "Богемскими рапсодиями", будь они неладны. Но к "Бедным-несчастным".

В конце концов фильмов о трансплантации мозга, франкенштейновщине всякой ассортимент, и перед нами не настолько радикальный концепт при булгаковской, хотя бы, классике про очеловеченного пса (типун "Бивень" помянуть). И, конечно, пациент будет познавать мир, развиваться, но в результате упрётся в предел возможностей интеграции, возникнет кризисная ситуация, которая приведёт к откату, а то и к полному фатальному исходу (мысль в завязке). Да, соответствуя духу времени, не сказать, что последующее полностью реализует представление, но убеждает ли? Ладно, техническая сторона, выдувание гортанно пузырей за обедом — дело техники, но привносит ли Лантимос что-то новое, разрывает ли шаблон? Да не особо. От его больной, по-хорошему, фантазии, главным образом по "Убийству священного оленя" для меня, ожидаешь большего, глубжего. Имеем, однако, экранизацию (со-сценаристом грек не значится), а значит, какие-то ограничения. Равно как, заметим, это собственный выбор режиссёра.

За весь этот грязный, сальный, плотский натурализм, кунсткамерный цирк уродцев, фарс исподлобья, с фигой в кармане в викторианской и иже пряничной португальской, с элементами стимпанка сказочности — хочется назвать "Бедные-несчастные" таким глубоко разочарованным Тимом Бёртоном. Юрист Дункан Веддерберн, половой гигант, самодовольный жирный кот и гнусный, гадкий слизняк (блестяще сыгранный Руффало), снисходительно, но однако честно, надо отдать должное, говорит своей игрушке для утех, главной героине Белле Бакстер (Стоун): "Советую тебе, если ещё не поздно, не влюбляться в меня. В плане постоянства мне предложить почти нечего, только приключения." И где-то начиная с пощёчины ему, проявления характера, Белла удивляет его и начинает дрессировать. Дункан был уверен, что он, грязное матёрое животное, может всегда с превосходством смотреть на её наивность, как на покорную собственность, а в итоге сам оказывается беззащитным, ранимым под её доминантным цинизмом, бесчувственностью голодной самки, иронией судьбы попадая под ту самую эмоциональную зависимость. Они все под неё попадают. От очевидного Макса, помощника, до хирурга-сухаря. Вероятно, эта самая её недоступность, непрошибаемость уговорам этих бедных, несчастных и заводит. И порочность, и (при формальной декларации желания сделать мир лучше, так впечатляют её временно мёртвые нищие младенцы в трущобах внизу, со стен привилегированного класса, психиатрических слезах) жестокость Беллы, но именно несознательная, искренняя, что ли. Что тут поделать? Умиляться.

Вопрос, оправдана ли вся эта мерзость даже не моралью, а хотя бы эстетикой? Эстетикой отвратительного, понятно. Ответ, на мой взгляд, отрицательный. С момента парижского публичного дома фильм становится тягомотным, тормозит, катит уже по инерции. Весь посыл Лантимоса заключён в словах чернокожего джентльмена на палубе корабля: "Философия — пустая трата времени. Улучшение через философию — лишь попытка сбежать от факта, что все мы жестокие твари." Жестокие твари. Это в середине повествования. И далее ничего принципиально нового не прибавлено ведь. Мизантроп и социопат, Лантимос подносит зрителю зеркало: посмотри, мол, какой ты уродец, ничем не лучше меня и остальных. За проекции, экстраполяции на всех стоит пожурить режиссёра, оправдывающего свою сущность. Не принимаю. И более категорически — на многих, с кем жизнь свела. Мимолётные светлые нотки тут — фальшиво смягчающие, "на отвали".

Не ханжа, приветствую "Зелёные слоники", "Свадебные вазы" художественные, как вклад в, пусть, перверсивное искусство, но в этой идейной (подчёркиваю: именно идейной, а не отвлечённой) зловонной зловредной жиже — свиньям в удовольствии копошиться, своей ЦА предоставлено. Зловредной — потому что успокаивает совесть таких вот грязнуль. И немало, думается, неокрепших чад потянет подражать безответственным повадкам героини. И внимать менторским сентенциям сутенёрши, т. к. Лантимос даже не делает попытки подставить под сомнение их. Старая, вульгарная, как цирковая лошадь Анжела из советского мультфильма, грубый кирзовый сапог, проститутка учит героиню жизни, и та заявляется на пороге с благородным, ничего себе, уже лицом. Ну, Лантимос, ты совсем до кондиции доехал. Ведь в "Лобстере", не я, ещё искали некоторые свет. Хотя многие думающие — в оковах своей ментальной ловушки. Данность природы человека. И это полезно хотя бы для кругозора. Душ. Срочно душ.

5 из 10

Часть 1. Смерть Р. М. Ф.

В каждой части есть герои, движимые маниакальными идеями. Здесь это начальник (Дефо), узурпатор власти, диктующий, по взбрендившим прихотям, подчинённому (Племонс) каждый шаг в его «овощной» жизни. Утрированная, очевидно, сатира на распространённый тип вышестоящего самодурства и вообще разных нелепых корпоративных предписаний. Суть в том, что стадный человек, настолько привыкший к навязанным схемам (от гос. верхушки, рекламы или, не знаю, блогера-кинокритика, который вам что-то разжуёт на свой лад, и вы полагаете, что у вас появилось собственное мнение), отвыкает критически мыслить, анализировать самостоятельно, теряется на дарованной свободе и просится обратно в несвободу, где выбор за него сделан. Так кто виноват: тот сверху, кто вытравил личность из человека? Или сам человек, который, поддавшись всем этим директивам на поток, обмяк? Словом, новелла про несамодостаточность, выполненная, в духе автора, этюдами театра эксцентрики, гротеска, фиглярства. Режиссёр будто пародирует (не на голубом глазу же?) пару типичных пианинных тревожных нот из хорроров, свидетельствующих, что что-то эдакое внезапно произошло. Также это подтрунивание над официозом формальных одинаковых фраз, говоримых ради приличия в стандартных ситуациях. Смущает, что Лантимос снял маску с Дефо после «Бедных-несчастных», а тому всё равно играть нечего. Супермен лицедейства (роли Ван Гога, смотрителя маяка, да хотя бы и домушника в ловушке) усередняется до невыразительной функции, которую может исполнить кто угодно. Это подстава.

Часть 2. Р. М. Ф. летит

Летит мельком, на вертолёте. Ирония, конечно, вынести в заголовок всех новелл третьестепенный проходной персонаж. Главный в «Видах доброты», разумеется, Джесси Племонс. И я рад за актёра, которого многие недооценивали, над внешностью потешались и недоумевали над выбором Кирстен Данст. Казалось бы, довольно мутные, извиняюсь, поросячьи глазки, топорная фактура физиономии, а он этим лицом всё, что нужно, выразить в состоянии. В каждой из трёх частей Племонс разный, и внутри частей метаморфозы претерпевает. Разноплановость — большущий плюс в профессии. Лантимос снова паясничает, абсурдно чудит. Он стремится разорвать поведенческий шаблон в предлагаемой незатейливой фабуле, шокировать зрителя чокнутыми реакциями героев. Взять, как в первой новелле начальник вдруг целует подчинённого на прощание. В губы. Здесь персонаж Племонса за ужином у друзей жалобно канючит у тех устроить просмотр какого-то архивного видео с пропавшей женой; это преподносится как нечто серьёзное, душещипательное, а оказывается... свингер-пати всей четвёрки. Центральная ось новеллы — в высмеивании конспирологических теорий заговоров (прогнозируемая, что не очень хорошо, концовка немного шатает мою мысль, но не суть). Каждому, наверное, пусть в формате сетевой коммуникации, встречались подобные типажи. Тут наблюдаем частный случай — манию преследования. Помимо того, Лантимос будто специально вызывает тошноту смакованием темы жратвы, обычной для повседневной болтовни филистёров. Похоть, жратва. Лантимос — это сарказм над низменными потребностями хомо сапиенса. Как молвил на корабле в «Бедных-несчастных» чернокожий философ (актёр и здесь одно из действующих лиц): «Все мы жестокие животные». Духовная, так сказать, пища, увлечение чем-то благородным, тонким среди героев грека — непопулярны. А так оно и бывает обычно, оглянитесь вокруг.

Часть 3. Р. М. Ф. ест сэндвич

Тут Лантимос придумал, что героиня (Стоун) зачем-то, оксюморонно для арт-хаусного кино, регулярно дрифтит, паркуясь, на своём масл-каре. Абсурдничать так абсурдничать. Пародия на «Форсаж», не иначе. В каждой части имеются сновидения. Герои придают им важное значение, значение вещих снов. Это ведь тоже стереотипное занятие обывателей. В новелле освещается тема сектантства, по обыкновению замешанного на оргиях, разных бредовых ритуалах. А коитус с мужем, видите ли, к осквернению ведёт, греховно. В принципе, в этом новелла близка к первой. Когда есть некий начальник (гуру), велящий марионеточной пастве, что ей делать. Во второй новелле ведь тоже есть манипуляция с указанием покорной супруге чего-то отчекрыжить от себя. Что сказать. Эта заключительная часть — самая, на мой взгляд, невнятная, вымученная. Сумбур, скомканность, герои ходульные. Объёмный замах не для куцой новеллы в альманахе. А местами и претенциозно: всунуть этот танец Стоун, который нам скормили в преддверии премьеры, — из той серии лишней вычурности. И так банально заканчивать историю — уж лучше было оборвать. Схалтурил грек.

Резюме

Я мало сказал о художественных особенностях картины. А о них и сказать особо нечего. Не искать же здесь действительно атмосферу. И вообще. Грек играет в опасную, откровенно вредную игру. Он находит результативный смысл в конспирологии, сектантстве, что подкрепляет объектов произведения. Почему же Лантимос так назвал свой фильм, «Виды доброты»? А пёс его знает, даже не особо и интересно. Видимо, как в том фильме: «Чтобы никто не догадался». Он, конечно, очень искусственный режиссёр и снимает о пустых уродцах. Т. е., о ком он снимает, понятно, но для кого он снимает? Чем я лично могу обогатиться, кроме отдельных перформансов талантливых актёров? (Что бы грек поделал с ординарными — тоже ещё вопрос). Мысль у него, в сущности, не бог весть какая великая, для души — ясно, нуль. Известная категория людей выкладывает в чатах ролики со всякими губастыми, люмпенами и прочими поехавшими и облегчённо посмеивается свысока, что они или их жёны, мол, не такие, самооценку себе таким дешёвым способом поднимают. Недостойное занятие. Видимо, для этих скудоумных лицемеров, недалеко уехавших, и снимает. Есть у меня убеждение, что ориентироваться надо на лучшие образцы, тянуться к ним. Так победим.

6 из 10

"Вся жизнь — театр, а люди в нём — актёры." (У. Шекспир). Ещё один фильм Кантена Дюпьё, шестой в моей фильмотеке. "Замок" тут очень уместно вспомнить, чисто кафкианская абсурдная ведь история. Жёлто-зелёный фильтр может быть и болезненным, и релаксирующим, мягким пастельным, в зависимости от того, что происходит. Перед нами второй вариант. Фильтр как бы создаёт нереалистичность, туманность и отстранённость. Потому что, вроде бы допрос, но Дюпьё ведь не делает сопереживательного кино (не конкретно, а вообще по фильмографии). Кто уже знаком с маэстро, знает, что всё у него понарошку. Всё это, даже смерти, происходит в нарочно лёгкой, непринуждённой, самобытно юмористической (юмор — антиподный хлёсткому, деликатный) подаче, но только подаче, потому что, при всей ламповости, априорном чувстве защищённости зрителя, видна кипучая, тонкая работа мысли.

Дюпьё играет, так сказать, с пространственно-временным континуумом: в воспоминаниях возникают люди из будущего, т. е. настоящего периода, периода допроса, взаимодействуя в этих воспоминаниях с подозреваемым. В концовке происходит plot twist, мощный переворот. И логически предчувствуется ещё один, иначе Дюпьё не был бы Дюпьё (ожидание удовлетворяется). Если говорить о логике, стройности сценария, дотошно придираться (сколько у нас, отвлекаюсь, казуистов физики, истории и пр., хлебом не корми), можно обнаружить несостыковки, некую притянутость за уши, но Дюпьё правильно делает, что не заботится этой ерундой, ведь это тоже в юмор, в сюрреалистический абсурд вполне себе вписывается. Вообще говоря, художественность (в художественном-то кино) всегда, ну или почти всегда, превалирует, на мой взгляд, над соблюдением всякой такой доподлинности. Кино — не учебник.

Режиссёр, что приятно, подобрал аутентичных французов. Дело не только в неграх, в рэпе (хотя в этом тоже, потому что, выскажу своё видение, чернокожий актёр играет хорошо, когда он играет гибко как белый), но во всей этой зрелищной разнузданности, когда нет никаких рамок, табуированных тем и каждый эмансипированный и горделивый своим поведением кричит: "Я, я, я!". Ведущий себя скромно, но с достоинством француз старой формации точно так же отличается от современного, как советский актёр от расхлябанного, позёристого российского фрешмена, который любит себя в искусстве, а не искусство в себе. Потому-то всё это мельчает до тоже французско-бельгийского "Титана" Дюкурно, берущего Золотую пальмовую ветвь в Каннах, когда, проведу аналогию, нормальный секс уже не торкает и требуются разные девиации. То — просто бессмысленный, уродливый эпатаж ради эпатажа. И потому-то от Дюпьё, супротив мейнстриму, веет благородством. "Вот в чём дело", — смешно повторяют мусорную фразу все персонажи "На посту!", о котором можно сказать, что мосье Чудак, обделённый наградами жюрийных сорОк, опять смог.

8 из 10

Если, как сказано где-то, вся жизнь — борьба за место под солнцем, за право (от себя добавлю) в истории остаться, то жизнь в Пустошах — это жестокая борьба за право просто быть, существовать. Ценность человеческой жизни тут нивелируется до безропотного самопожертвования во имя общего дела. Всё-таки обмазанные побелкой поджарые воины, прыскающие себе на зубы из аэрозольного баллончика позолоту, т. е. посереброту, уходят не со словами "За Сталина!", а с возгласом "Запомните меня!" Просьба, конечно, для проформы, втуне пропадает. Никто тут никого не запоминает. Жизнь перемолотит любого, перешагнёт и дальше своим чередом продолжится. Удивляет вот что: животная прыть всех и каждого. Рацион питания, пейзажи, равно как остальные условия в виде какого-то культурного досуга здесь явно не блещут изысками. При этом мы не наблюдаем рефлексирующих персонажей, мучающихся какими-то экзистенциальными вопросами бытия. Для всех, за исключением, может быть, седовласого историка, помощника Дементуса, всё предельно просто. "Во многих знаниях — многие печали". (Екклесиаст)

Довольно странно слышать от некоторых соратников-синефилов упрёк картине в недостаточном экшене. Джордж Миллер, при всём, опять-таки, нестандартно расширенном хронометраже, сопли не жуёт, а сразу, без раскачки, бросает в гущу активных событий. Мы ведь даже не видим, как это обыкновенно бывает, размеренное житьё-бытьё девчушки в родном оазисе для затравки: тут сразу рейдеры, погоня, смерть и рабство. И далее запущенный однажды маховик, с коронными пертурбациями бензовоза, катавасией в карьере Свинцовой фермы, где подобие Контр-Страйка со снайперской винтовкой, и пр., крутится нон-стоп. Ведь даже изувеченная, бредущая по пустыне Фуриоса, когда её подбирает, так понимаю, Безумный Макс (камео Макса), очнувшись, в пещере земляной, где старуха снимает с трупных конечностей червей в пищу, не проводит там для заживления и минуты по фильму. Двигаться, двигаться.

Тейлор-Джой — добротный выбор. Актриса самобытно выделяется своей отстранённой физиономией. Это очень помогает верить её индифферентному восприятию невзгод, притуплённым (ну, хорошо, тщательно скрываемым, так будем говорить) вследствие жизни во всей этой агрессивной среде чувствам. Скрываемым, потому что слабину эмоциональную кое-где, ну, скажем в эпизоде разговора тет-а-тет с шофёром бензовоза Джеком по душам, героиня выдаёт, доверяется ему, так сказать, эксклюзивно. А дальше — снова самоконтроль. Юная леди, сыгравшая Фуриосу в детстве, явно будет обделена вниманием. Хотя бы потому, что на её перформанс (с таким-то не по-детски глубоким взглядом) накладывается множество событий уже без её участия, а запоминается, как известно, последнее. Так отмечу её в своём отзыве. Алила Браун. Отмечено. Вообще интересно Миллер решает задачу возрастного перехода. Обычно нам сообщают в титрах, что вот-де прошло столько-то лет. Тут мы видим, как парик девочки, ускользнувшей с помощью него от Риктуса Эректуса, остаётся в его руках, а потом падает с обрыва, зацепляется за сук, и в ускоренной перемотке времени сук разрастается и зеленеет. С париком. Вот тебе и года минувшие. Вот тебе, кстати, и вкрапление некой лирики в зубодробиловку эту.

Определённо Хемсворту этот загримированный крючковатый нос очень идёт. Пусть так и ходит. Герой его, конечно, довольно юмористический, гротескный. Чем-то он напоминает персонажей Милляра в советских сказках. И эта особенность, кажется, призвана снизить гнетущее от всех этих зверств воздействие на зрителя. Всё-таки широкий прокат как-никак, кино для масс, развлекательное. Ну хотя бы вспомнить, как Дементус кровожадно приказывает истязать двух бедолаг продолжительное время. И уже под конец этих самых истязаний сидит на капоте и аж трясётся весь от ужаса своего деяния. Et nihil humanum est, мол, говорит нам Миллер. Миллер, Милляр… Что-то по Фрейду. Ведь надо страх, во-первых, подданным внушать, авторитет, потому перегибы.

Да, это старое доброе ультранасилие. Важно, что перед нами не пафосный, что приятно, боевик. Нет этой надоедливой торжественности. Когда из тебя что-то выжимают откровенно. Ребята просто делают свою повседневную работу: сражаются за ресурсы, без всякого фанфаронства (исключая Дементуса, понятно). Нет этой набившей оскомину циммеровщины. Тут, по-моему, вообще музыки-то особой не слышно, либо она неназойливая. Будто удары тараном глухие ритм отбивают лишь временами. Попробуй ещё сделай зрелищный экшен, не сдобрив его мощными музыкальными партиями. И эта скупость подачи, подачи по существу, приближает нас к реализму. Насколько это возможно в фантастическом кино. Т. е. Миллер сознательно и по уму пожертвовал этими "дешёвыми", блезирными приёмами, за которые я не люблю массу кассовых блокбастерных муви. А этому, проваливающемуся (м-да) в прокате:

8 из 10

Боевик в лучших традициях 90-хх с фирменными дуболомными а-ля "Фантазм" какой-нибудь фразами. Сочные разрушения без всякой компьютерной графики противной. Белуши тут — настоящее откровение. Не предполагал, честно говоря, что может он быть настолько злобным, разнузданным, экспансивным альфой, пожирающим своей харизмой и глоткой горлопана всё окружающее пространство. Застал роли поскромнее. Женская часть — соответствует. К тому же, помимо естественности по Станиславскому, героини, что всегда приятно, обладают выдающимися внешними данными. Игра со временем, проживанием фрагмента заново и заново, хоть и не нова (хотя год-то какой), — исполнена находчиво, затейливо вполне. Монтаж максимально агрессивен. Оставлен только самый основной экшн. Потому 1,5 часа ощущаются за добрых 3 при бешеной динамике. Яркое, интригующее от начала до конца, запоминающееся явно кино. 9/10.

Всё-таки что-то тут не сходится. Индейские вожди говорят, что единственное желание племени: чтобы им дали спокойно жить. При этом они не могут не понимать, кому выгодны эти убийства соплеменников. Так почему бы не отказаться от нефти в пользу белых разработчиков месторождений за какой-то фиксированный на бумаге небольшой процент от прибыли. Индейцы всё равно не способны эту нефть добывать. Зачем эти бесконечные ассимиляции, браки, которые, они понимают, явно по расчёту заключаются. Зачем всё это бесконечное горе, страдания. Им самим не противно, что они за всё это такой ценой цепляются? Тошно, ей-богу. Просто живите отдельно. Отдельно. Белые тоже странные. Они, как белки в колесе, впряжены в эту бесконечную грязную, кровавую гонку за башли, которыми не видно, чтобы как-то умели воспользоваться, насладиться. Что там интересного в этой глуши с дикарями? Напоминает это всё какой-то театр абсурда, короче говоря. Фильм с самой премьеры на фестивале так вознесла оголтелая кинообщественность, что чувствую себя несколько обманутым в высоких ожиданиях. Да, это опять большая история от Скорсезе, но, скорее, сухие "Отступники", чем поярче "Ирландец". Здесь нет акцентов, панчей, как это сейчас модно говорить, сцен, которые разойдутся на цитаты. Перед нами довольно монотонная история. Понятно, что она правильная, что это вечная чисто американская повестка. Что такое возбуждает академиков, жиром заплывших, к "Оскару". Вот эта-то конъюнктурщина всегда и попахивает. При этом это опять блестящая роль ДиКаприо. Гг заврался весь, ужом извивается. Комичен в своей жалкости. Вымученной улыбке, бегающих глазках и глубоких морщинах на лбу от то и дело приподымающихся бровей. И затравленного, опьянённого веществами, иссякшего силами потом, взрываясь на адреналине где-то, озлобившись, тоже смог. Допрос — песня. В лучших традициях. Искусство тени и света. Всё лицом сыграл. И дед Де Ниро после расслабленных, где-то потешных ролей обмякшего пенсионера последних лет снова обретает тут монументальную жёсткость. Рано списали. В седле. Племонс типичен для себя. Это добротный, самобытный, симпатичный актёр. Не обладая выдающейся внешностью, выглядящий ничем не угрожающим тихоней со свинячьими глазками, но обладая скрытой проницательностью, он заставляет окружающих недооценивать себя, а потом огорошивает в самое темечко. Из раза в раз. Из фильма в фильм. В последнем часу Скорсезе перестаёт скакать галопом по европам и включает некую художественность, неторопливую эстетику, мхатовские паузы. Когда, к примеру, силуэты людей расплываются на фоне жёлтого зарева пожара подобно мазкам картин Ван Гога. Но и только. Фильм-то на один раз. Оценка 7/10.

Удивительное дежавю: посадить ребёнка на плечи, чтобы увидать поверх высокой бескрайней травы — такое я выдумал в своём стихотексте несколько лет назад. Нет, это не оказалось выходом, не спойлер. И главное: в юности был опыт преодоления протяжённого, выше моей головы кукурузного поля. Я продирался к озеру Кандрыкуль в Башкирии. Это очень серьёзное психологическое испытание. От палящего в зените солнца, безветрия, напряжения быстро наступает обезвоживание. Исцарапанный, на последнем издыхании выбравшись из этой ловушки зарослей, я обнаружил у маленького поселения колонку, припал к ней. И пил, пил. Целую вечность. Поэтому — большое допущение, что герои так долго болтались в траве без никакой подпитки. Однако виден почерк автора знакового "Куба". Только вот это больше "Куб 2: Гиперкуб". Винченцо Натали снова играет с пространством и временем, нарезая его, перетасовывая, склеивая, закольцовывая и зацикливая. Будто бы подводя всё к тому, что всё это лишь для того, чтобы... героиня сделала нравственный выбор касательно её личной жизни, что это ей как бы урок. Смертельный или нет, понятно, умолчим. По правде сказать, это уж слишком очевидно напрашивалось, чтобы по-настоящему восторгаться. Впрочем, это, видимо, и к Кингу, на новелле которого кинофильм основан. Но всё-таки это вполне добротный ужастик, держит он в напряжении, и роли достойные. Немного инфернального вида малой так вообще очень порадовал. Жаль только, что тема с церковью Чёрного Камня-Избавителя затронута как-то уж очень вскользь, там можно мистики нагнать было. Декорация эта сама по себе фуфлыжная. Бюджет? Похоже. Поговаривали, что тот самый Винченцо Натали вообще, мол, кончился. Ан нет. Жив Курилка. Крепкие 7/10.

"Бремя страстей человеческих" напрашивается. Как всё-таки человеки, движимые страстью, перетекающей подчас в идею фикс, когда идея, образ становится превыше самого объекта идеи, настоящего, может быть, желания объекта, мучить способны-то друг дружку. Мазохизм, не иначе. И непонятно вообще, самопожертвования или эгоизма в этом больше. Почти всякий хоть раз за жизнь услышит: "Ты любишь не меня, а свою любовь ко мне." И сразу возмущён в лучших чувствах. Забавная вещь приходит в этой связи на ум. А что если бы Чайковский действительно её полюбил? Не потеряла бы Антонина Ивановна к Ильичу интерес вскоре? Как потерю интриги расценив. То она крестится у храма, то сатанинский ритуал приворота проводит, свечой себе на грудь капает. И пускается в адюльтер разнузданный, чтобы забыться, видимо. Европейскость постановки бросается в глаза. Не французским во вступлении, конечно, а натурализмом раскрепощённым. А если тихую, стабильную жизнь супротив вообразить? Вообразить и зевнуть со скуки. О таком, во всяком случае, фильмы редко когда снимают. И вот для того-то, чтобы в истории остаться, можно и даже лучше пострадать. И развода не давать. Никогда не давать. Может быть, этот огнь, вечно натянутый нерв и есть самая жизнь? Как у Антон Палыча в "Палате №6" такое находится: "Чем ниже организм, тем он менее чувствителен и тем слабее отвечает на раздражение, и чем выше, тем он восприимчивее и энергичнее реагирует на действительность." Это буддизм проповедует дзен, безмятежность. А христианство совсем ведь не про гармонию. Христианин, как Иов: голый и беззащитный, на вершине вулкана. И с этим вулканом он пробует разговаривать. Гипертрофированной антигармонией, и здесь улыбка, предстаёт совершенно дикая, остервенелая мать главной героини. В защиту Петра Ильича слово. Мало ли, что он женился, чтобы отвадить подозрения в гомосексуализме. Он ведь сразу поинтересовался у Антонины Ивановны, устраивает ли её положение. Отсутствие близости, братская любовь и прочее. "Я раздражительный, нервный, нелюдимый." Всячески отговаривал. Ответила согласием. По разводу предложил десять тысяч. То есть ту же сумму, что приданым взял. Заботился о репутации — положим. Но сейчас многих звёзд даже это не останавливает. Да, гении капризны, склонны к дурным привычкам. И поглощены стезёй как главной женщиной. Не стану оригинальничать: находиться под куполом этого свечения — уже привилегия. Терпеливее как-то. Забавно, конечно, что нам даже не намекают, за что же Антонина Ивановна так полюбила Чайковского, причём с первого взгляда. За музыку? Да не особо вроде. Как мужчину? Желе он такое. Загадка прямо. Серебренникову пусть не овация, но аплодисменты. И актёрам тут верится. Алёна Михайлова. Проглядывалась в сериале "Чики" её трагичность. Но, что она в состоянии выдать такую амплитуду, — это воистину откровение. Болезненно неприятно, раздражительно, что, в общем-то, и логично, в послевкусии. Не для пересмотра. Потому что настоящий поэт сквозь тьму тянется к свету. А тут могильной плитой придавливают. Поэтому крепкие, хорошие 7/10.

Посмотрел я давным давно "Энни Холл" да "Светскую жизнь" и подумал, что продолжать изучение фильмографии нытика и зануды Вуди Аллена дальше не стану. Фрагменты из его картин в паблике одном лишь только укрепили в мысли. И теперь приятель, что также не в восторге от персоны режиссёра (это важным пунктом для меня явилось), сообщает, что посмотрел на днях "Мечту Кассандры", и это, мол, хорошее неожиданно кино оказалось. Итак, решил я дать нытику и зануде ещё один шанс. И что же я вижу. Вижу я снова кучу бытовой болтовни. Пустые люди говорят пустые вещи. Прямо в духе Аллена. Никакой настоящей глубокой психологии. Что годится для пьесы, театра — для художественного кино условие недостаточное. А далее Аллен выдаёт...

Недавно перечитал первоисточник Кинга и экранизацию эту ещё раз следом посмотрел. Так что у меня предметный взгляд. Абсолютный парад самодеятельности. Ничем не мотивированный, кроме, видимо, того, что Кубрик самолюбиво выпендриться хотел. Чтобы из тени Кинга уйти.

Это была сносная тупая, как принято (без уничижения) говорить, комедия, Феррелл отличный участник таких, пока Гервиг не стала в последней четверти втирать, на серьёзных щах, мораль. Пафос, избитость сентенций просто поражают. Ущербная зацикленность на борьбе с муж. полом, похоже, порядочно оглупляет таких вот тёток, абсолютно непривлекательными их делает. Да не воевать, так вот смешно хорохорясь, используя какое-то стервозное низкое коварство, как в фильме наблюдается, надо! Это как раз слабость, жалко довольно выглядит. Но, напротив, уметь себя с достоинством, без противного антагонизма, какого-то вечного непонятного вызова, нести. Женственно и желательно интеллигентно. Тогда уважаемой и привлекательной буш. У женщины ведь своя сила. И очень сильная. Вообще этот однобокий взгляд г-жи Гервиг, когда она стремится даже не к равенству, а, в непонятном реваншизме, прямо таки унизить мужчину, возвыситься над ним, дураком выставить, порядком утомил. В реальной жизни, да будет режиссёрке известно, мужчины абьюзят женщин ровно так же, как женщины абьюзят мужчин, и мужчины абьюзят мужчин, а сами женщины арбузят друг дружку. Ещё как. Гендерный аспект, этот искусственно раздутый в фильме конфликт — из пальца высосан. Окружение нормальное подбирать надо. Независимо от пола. В общем, с "телеги" истеричной мамаши-заводилы в последней четверти пузырь всё-таки лопнул. Уныло, слащаво, наивно, показушно. А шумихи-то, пиар-кампании было. Неслучайно барбитурат так назвали. Выбор актёров на главные роли, надо признать, идеальный. Оба поверхностные, однообразные. Про Гослинга на устах, насчёт Робби почему-то умалчивают. Ещё года два назад я говорил, что она, в сущности, пустышка и серьёзную драматическую роль не потянет. Загадки в ней нет, одна броскость. Мне пламенно возражали. И тут выходит "Барби". Апофеоз фальши, гротеска, картинных эмоций. Чтд, как говорится. Логичный итог карьеры. 3/10.

Долго шёл к этому кино, непозволительно и непонятно долго. При таком-то в своё время ажиотаже, мелькании пред очами регулярно. "Маяк"-то вон как, мигом. Ведь когда ты по натуре бобыль, проживающий жизнь с определённой отсечки, сначала невольно, а потом и добровольно, в своей, в сущности, черепной коробке, такие вот уединённые, обособленные, что местом, что настроением, вещи, будь они ладно, разумеется, скроены, самое оно, что доктор прописал. Резонируют, внутренний мирок подпитывают. А драматургия, то есть каркас для кружев лирических, действительно здесь убеждает, не подводит. Что юга, пестрота флоры и богатство фауны, когда мне жухлый мил стебелёк на земле холодной? А когда сизая дымка тумана рассеивается, пейзаж уже не выглядит серым, не правда ли, таким? Глаз замылился просто. Снег на фоне волн. Не задумывались вы, что волна набегающая стилистом для прибрежных камней является? Из тусклых она делает их яркими и свежими. Жизнь — в камнях. Ну да ладно. И на хоромы по телевизору равнодушно ведь взираю. Вот те крест. То ли дело такая вот эстетика ебеней, аскеза. Словами соратника моего дражайшего, доброты необыкновенной: "Когда художник голодный, он злой, и выдавит из себя всю свою мощь таланта. И вобьёт это всё в самое темечко. Как гвоздём. И оно застрянет там на всю жизнь." А сытый если — наоборот. Во времена этого дурновкусного поветрия с нейросетями барбиголовых, ежели не в научных целях разве что, когда розовый Антихрист стучится длинным ноготком в наши с вами филенчатые евродвери, мы видим вдруг исконный косяк дверной. И другое. В таком духе. Ну разве это не чудесно? Зумер с плеером в ушах скажет: "Советский вайб". Но мы, старичьё битое, от этого поморщимся языка птичьего. На поверхности лежит пункт, что стажёр, решив умолчать о содержании послания, думал о своей шкуре сугубо, как под горячую руку полярника бы не попасть. Однако тот, который с Большой земли передавал и так рьяно настаивал, на том, чтобы полярник был осведомлён обязательно, подумал ли о состоянии его грядущем, явно тяжёлом, от этого все последующие дни томительного ожидания? Дружит ли он с головой вообще-то говоря? А не рассудил ли, в этой связи, сам молодой стажёр о напарнике участливо? Ведь нам прямо не объясняют мотив его поступка. Возможно, там и того, и другого было. Тем и ценна идея бывает. Амбивалентностью трактовки, предметом верчения в умах зрителей пытливых. Впрочем, совсем не этим хочется заканчивать. Но тишиной и безмолвием. В кинофильме этом. И хорошо, что продолжительными. Когда слышен нам шум ветра пронизывающего, плеск суровых волн, радиопомехи как некий нойзовый запил. И что-то внутри героев под аккомпанемент происходит. Борьба. Попогребский умело погружает в это созерцательное, медитативное. Искомое, читай. Но тихой сапой не доезжает, натурально шокируя в крайней четверти. Из малого, где-то не очевидными решениями, таких моментов два, и второй не красит героя, конечно, повреждённого рассудка нарастает комом, катящимся в тупик самый. Что, понятное дело, сдувает ветром определённую категорию оценочную, принципиально отсеивая уютно декаденствующую хипстоту чахлую. За что, за полную гамму, хочется особенно руку пожать. Свой тупик в стене герой преодолел, вполне себе не секрет, не суть. А в глобальном смысле — умолчим заботливо. Натянем "плевок" и помолчим выразительно. Тишина, безмолвие. Вид судна у косы. Море успокоилось наконец. Ком, тот самый, до горла докатывает. 9/10. Светлая память Пускепалису.