«Чем больше у вас воспоминаний, тем меньше что?» На этот вопрос, заданный в программе «Что? Где? Когда?», знатоки дали красивый ответ: «Тем меньше места на вашем холодильнике и в вашем смартфоне». Мысль о том, что вещи становятся носителями нашей памяти, не нова. Убийца вертит в руках телефон, в котором 128 гигабайт памяти убитого. А можно ли воссоздать человека по его воспоминаниям?
Не будет преувеличением сказать, что «Текст» - один из самых читаемых современных романов. Два года назад, когда фолиант только появился на прилавках, реклама неслась из всех утюгов. Даже глухой услышал, что Глуховский, до этого промышлявший штампованием антиутопий, написал роман о современной России. Дмитрий Глуховский - не самый блестящий, но очень высокооплачиваемый автор. В свое время отлично поднялся на экранизации романа «Метро». Средств хватает и на безбедное житие в Испании, и на то, чтобы хорошо вложиться в рекламу новых произведений.
Однако трудно сказать наверняка, что послужило причиной такой популярности книги. Возможно, дело не только в рекламе, а в удачном миксе жанров. Как остроумно высказался кинокритик Алексей Коленский, перед нами типичный тюремный роман, замаскированный под подростковую литературу.
Топор Раскольникова летит со свистом
2017 год. Главный герой, Илья Горюнов (Саша Петров), возвращается из мест не столь отдаленных. Семь лет назад его, студента филфака, посадил на нары молодой лейтенант из ФСКН, подбросив на дискотеке наркотики. Возможно, Горюнов и не собирался мстить своему обидчику, однако обстоятельства подталкивают. Мать Ильи, единственный родной человек, умирает за день до возвращения сына, оставив ему 5 тыс. руб., кастрюлю щей и свое непогребенное тело.
«Чудесный танец звезд, на все, на все похожий», - писал поэт Виталий Кальпиди, конечно, не про текст Глуховского, но почти про него. В романе очевидно проступают куски из популярной литературы. Тут тебе и прилепинский Санькя, который тащит на себе гроб отца, и «Черный бумер», уносящийся вдаль, и сериал «Черное зеркало», предостерегающий о последствиях новых технологий, особенно та серия, в которой женщина восстановила своего умершего мужа из того, что было, а потом засунула его на антресоли. Но пуще всего мерещится топор Раскольникова, со свистом пролетающий над головами читателя. И неслучайно лояльные критики сравнивали «Текст» с «Преступлением и наказанием». Потерявший все Илья, решившийся на убийство, - это, конечно, Раскольников, желающий отжать проценты у судьбы, представленной не старухой, а гламурным сотрудником ФСКН Петей Хазиным (его сыграл Иван Янковский).
Правда, в отличие от Раскольникова, угрызений совести Горюнов не испытывает.
За пять минут до конца
Мало кто из критиков обойдет вниманием эпизод, когда Саша Петров в семейных трусах лежит на кровати и, простите, остервенело дрочит на видео из отжатого у трупа телефона.
Но это единственный радостный момент. В остальном кино получилось очень страшным. Мрак, безнадега, тело в колодце и довольно явственно проступающая мысль о том, что страна у нас состоит наполовину из зэков, а наполовину из вертухаев. Кланы отжимают у маленького человека жизнь, судьбу и надежды на будущее.
Вряд ли Глуховский планировал вывести свою книгу до уровня метафоры. По закону жанра от тюремного романа не требуется ничего, кроме занятной истории. А вот режиссер Клим Шипенко по мере сил отредактировал «Текст». То, что у Глуховского оборвано и недодумано, в фильме старательно подшито и подштопано. И Саша Петров пришелся чрезвычайно в кассу, отработав за себя и за того парня, соединив своей органикой местами плохо подогнанные куски.
Прежде всего режиссер подчистил карму своего героя. Если в книге Горюнов убивает сознательно, то в фильме - по неосторожности. Шипенко не вешает на своего подопечного и лишний труп, которым Глуховский украсил Илью щедро, как елку к Новому Году.
Один из слабейших моментов романа «Текст» - его финал. Не одного читателя привела в ступор неожиданно возникшая стилистика из «Отцов и детей», сравнение Ильи со святым Себастьяном и одновременно нелепейший эпизод: за пять минут до конца Горюнов находит свой старый рисунок по мотивам «Превращения» Кафки и начинает перерисовывать картину, потому что понимает, «как это надо сделать».
«Ну и как?» - интересуется в комментариях раздраженный читатель.
Режиссер прорабатывает эту линию. Кафка, появившийся в книге ни к селу ни к городу, убран. Появляется куда более логичная параллель с портретом Дориана Грея. Илья весь фильм работает над портретом собственной души. Пририсовывает к картинке дополнительные детали, пока его герой не становится совершенным чудовищем, а после - снова человеком.
Таким образом, режиссеру удается избежать и чернушного конца, и глуховской однозначности. Его герой уходит в свет, искупив грехи. Появляется важная мысль о том, что нарушенное убийством равновесие восстанавливается покаянием Ильи: тем самым «Текстом».
Бой с тенью
Однозначно удались те эпизоды, которые режиссер придумал сам. Блестяще сыграна Петровым первая же сцена. Илья, 20-летний студент филфака, собирается в ночной клуб, но против желания сына восстает мать. «Никуда ты не пойдешь», - решительно заявляет женщина, садится на стуле в узком коридоре, занимая проход, и талдычит как заведенная: «Пока не сдашь заваленную романскую филологию, не пущу». - «Мама, ты самая лучшая, мама, я тебя люблю, мама, я сдам», - без толку повторяет Горюнов.
Символическая наполненность эпизода понятна. Мать стоит камнем на пути сына в рай. («Рай» - именно так называется клуб.) В разных вариациях режиссер повторяет эту мысль. Мать дважды мешает герою наложить на себя руки. Не дает вернувшемуся Илье уехать в рай, в теплые края. Именно она делает его рабом телефона. Ведь первое сообщение, пЖаль, что пиетет режиссера перед автором не позволил ему быть смелее и выйти на уровень другого кино. Так, три женщины, вцепившиеся мертвой хваткой в главного героя, должны были прийти во взаимодействие между собой, чтобы побороться за душу своего подопечного.
При всех стараниях не очень проработан финал. Сам ли ты убил себя или дал себя убить - ты сыграл в поражение, когда должен был сыграть в освобождение.
Не до конца получилась параллель Горюнова с Хазиным. Вроде бы мысль понятна. Режиссер отрабатывает поединок героя с его тенью. Убив тень, ты сам становишься ей. Но для такой трактовки потребовалось бы больше смелости, переработки и меньше пиетета перед раскрученным автором.
Евгения Коробкова, ИД «КП».