Даррен Аронофски умеет удивлять. Нет, это не совсем подходящее слово. Поражать, цеплять, переворачивать. Опустошать, наполняя. Не оставлять равнодушными, заставлять думать и сотни раз прокручивать в памяти увиденное, адаптируя его под собственное мировоззрение или прогибаясь под мир самого Аронофски.
Я смотрела почти все его фильмы. "Пи" – сверх моего понимания, "Реквием по мечте" и "Рестлер" – за его пределами, "Ной" и "Чёрный лебедь" – около, зато "Фонтан" попал внутрь, в самое сердце, как снайперская пуля, и за одно его создание я готова признать режиссёра живой легендой. (Думается, что и Рейчел Вайс получила от бывшего мужа как минимум два "ключа в вечность" – общего ребёнка и роль в "Фонтане"…)
За золотисто-коричневыми призрачно-сказочными тонами изысканной обёртки, под божественный саундтрек Клинта Мэнселла зритель обнаруживает жанр философской притчи и переносится в три параллельные реальности от Аронофски, в каждой из которых правит Любовь.
Рейчел Вайс и Хью Джекман изменяются в этих временных потоках (испанская королева и просто Иззи; конкистадор, исследователь и доктор-онколог Том), но смысл киноповествования везде один: путь к заветной цели ради любви, полный борьбы и трагизма. Вероятно, поэтому, пересматривая фильм, помимо основной музыки, я каждый раз мысленно вслушиваюсь в хрипловатый голос Николая Носкова, исполняющего романс со словами:

...Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под её атласной кожей
Бежит отравленная кровь.

И если я живу на свете,
То лишь из-за одной мечты:
Мы оба, как слепые дети,
Пойдём на горные хребты,

Туда, где бродят только козы,
В мир самых белых облаков,
Искать увянувшие розы
И слушать мертвых соловьёв.

(Николай Гумилёв)

То, как играют эти двое (Вайс и Джекман), – "Песнь Песней" царя Соломона. Сцену в ванне в рейтинге любовных сцен изо всех фильмов мира я бы наверняка поместила на одно из первых мест – за чувственность, пьянящую красоту и неподдельность…
Записные романтики могут остановиться и на этом, но фильм содержит ещё миллион смысловых пластов: от темы жизни и смерти, одиночества и потери, надежды до поиска панацеи.
Говорить об этом фильме – пустая трата времени, нужно смотреть. А что привлечёт в "Фонтане" именно вас, предсказывать не берусь.

"Предпочтительнее не путешествовать с мертвецом".
Безусловно, в словах Анри Мишо, предваряющих фильм, есть смысл, но мои Джим Джармуш и Джонни Депп – здесь, в "Мертвеце". Мне кажется, Деппу достаточно было просто ехать в вагоне поезда, внутри которого меняются пассажиры, а за окнами – неизменный пейзаж, и картина получилась бы совсем не скучной, но то, что сделал из неё режиссёр, – сама бесконечность…
Под психоделические гитарные аккорды Нила Янга зритель наблюдает за путешествием Уильяма Блейка и мудрого индейца по имени Никто от жизни к смерти, от неуверенности к спокойствию, от тьмы к свету, и путь этот прекрасен и многомерен.

Когда я был маленьким, луна была жемчужной, а солнце золотым.
Когда я стал мужчиной, ветер поднял ад на небеса.
Но теперь, когда меня не стало, мне хочется плыть по волнам старого доброго мира...

(Том Уэйтс, из фильма "Ночь на Земле" Д.Джармуша)

Что, по-вашему, сталось со стариками и юношами?
И во что обратились теперь дети и женщины?

Они живы, и им хорошо,
И малейший росток есть свидетельство, что смерти на деле нет,
А если она и была, она вела за собою жизнь, она не подстерегает жизнь, чтобы её прекратить.
Она гибнет сама, едва лишь появится жизнь.

Всё идёт вперёд и вперёд, ничто не погибает.
Умереть – это вовсе не то, что ты думал, но лучше.

(Уолт Уитмен)

Фильм-обманка, порнографическая открытка, где на каждом шагу белое противостоит чёрному, уродство внешнее – уродству внутреннему, Толя – Коле и т.д., но одно понятие не существует без другого. Томная молочно-шоколадная сепия плёнки точно призвана смягчить извращённость содержания. Особенно угнетает концовка с ностальгией тьмы по свету и света по тьме.
Потрясающая актёрская работа Сергея Маковецкого с подачи режиссёра, сделавшего ставку не на его привычное клоунское амплуа, а на контраст располагающей к себе оболочки и ядовитой сердцевины Иогана (почти то же самое использовал Михалков, снимая "Утомлённых солнцем", в лучезарном Меньшикове). Маниакальный, немигающий, тёмный взгляд и искривляющая губы пугающе-омерзительная ухмылка, вторящая подобной, но более бесстыдной и торжествующей у Виктора Ивановича (Сухорукова), страшны без привязки к поступкам этого аморальнейшего человека (человека?).

Немецкая сказка о Белоснежке набирает обороты в киноиндустрии и становится подлинно интернациональной. В использовании же самого экзотичного колорита противоборствуют друг другу индийский вариант Тарсема Сингха и испанский Пабло Берхера.
Вообще у "Белоснежки" Берхера такая карма: она противоборствует всему и повсеместно. Воюет за право музыкальной немоты, сражается с признанным и титулованным раньше неё "Артистом", будоражит сознание и ломает прописанную братьями-сказочниками фабулу подобно весеннему ледоходу.
Мне фильм давался тоже через противоборство – чувства и разума. Пугающая красота мачехи в исполнении Марибель Верду, подчёркнутая испанскими мелодиями и антуражем семейная трагедия, чёрно-белая выразительность каждого кадра в духе "Капричос" Гойи… эстетство Берхера околдовывало! Однако бдительный рассудок восставал против насмешливости и самоуправства того же человека. Взять и превратить сказку то в фашистское гетто (иначе самые жестокие по степени изобретательства изо всех "Белоснежек" мачехины контрмеры не назовёшь), то в аналог "Человека-слона" Линча (не те же уродство и бездушие показаны зрителю в сценах с лилипутами-тореро и демонстрацией тела Карменситы алчным антрепренёром?)? Наверное, нечто близкое по соотношению категорий прекрасного и уродливого, соседству трогательного и возмутительного я видела в "Лабиринте Фавна" Дель Торо.
Да, "горе от ума", но меня не отпускает мысль, что хитроумный Пабло Берхер поступил со зрителями а-ля мачеха Энкарна: вручил нам аппетитное и невыразимо соблазнительное яблоко, предварительно вколов в его розовый бочок дозу глубокой иронии, замаскированной под упругой и сияющей кожурой картины.

Гринуэй – искусник, кудесник, чудесник и фокусник от кино, посвящённый в элитное братство гениев. Его фильм "Интимный дневник" – графическо-оптическое богатство, состоящее из многокадрия, надписей, иллюстраций, диффамаций, ситуаций и совершенное благодаря операторскому мастерству Саши Вьерни. Восточный дух, экзотика, эстетика. Церемонии. Красота бумаги и человеческого тела. Бесподобное, гипнотическое музыкальное сопровождение… Всё это без привычки излишне утомительно для восприятия, как любой из фильмов Параджанова, зато потом – усладительно и незабываемо.
Первые сцены картины напомнили мне "Алую букву" Натаниэля Готорна: чёрно-белый фон и красные иероглифы на лице маленькой Нагико. А дальше будут дневник их кожи, служанка с тарелкой, крутящейся на палке, бесстыдно-восхитительная нагота молодого МакГрегора и много-много дикого и прекрасного, облечённого в образы и слова...
"Изысканные вещи – это яйца диких гусей; растёртый со сладким сакэ лёд, положенный в новую золотую вазочку; и цветы глицинии; и цветущие сливы, покрытые снегом; и милое дитя, лакомящееся клубникой".
"Что заставляет трепетать наши сердца? Это когда видишь играющего ребёнка или когда зажигаешь благоухающую курильницу и лежишь одиноко".
Завораживает, не так ли?