«Любовь – урок дыханья в унисон. Беда – урок дыхания цепного…»

Безликий, выхолощенный коридор. Невыразительная дверь больничного кабинета. Героиня широко распахивает её, как бы приглашая нас отнюдь не к своему рабочему месту, а в собственную жизнь. Открывает всю подноготную, снимает табу с запретных тем.

Дальше не стоит ждать никаких имён или координат. Это обезличенная и обобщённая история-притча будет происходить, по словам её создателя, преимущественно во внутреннем пространстве, потому что «Измена» – больше метафизическое сказание, чем любовное. И всё же…

Герой спокойно заходит в кабинет. Зябко поёживается не столько от холода фонендоскопа, сколько от неприязни к прикосновению чужих рук кардиолога, от удивления на её признание:

- Мне изменяет муж.
- Сочувствую.
- Он изменяет мне с Вашей женой.

Сердечный ритм моментально отзывается тахикардией. Мужчина поднимается и срывает с груди резиновые присоски с проводами…

Всегда считала диспансеризацию более вредным занятием, чем полезным. «Всё так и происходит. Живёт себе человек. Думает, что здоров. Приходит на диспансеризацию и…» Не зря слоган картины гласит: «С тобой это случилось, но ты об этом ещё не знаешь».

Увиденная на остановке авария словно дублирует, визуализирует аварию героя внутри, в его сердце. Дежурный поцелуй жены у порога, а что-то уже не так, как прежде, что-то сломалось, механизм измены запущен… Жена увлечённо щебечет об участке с фундаментом, а какой, к чёрту, фундамент? Он если и не разрушен пока, то дал трещину. Земельный участок? Разве что на кладбище…

- А люди?
- Люди? Погибли. Трое, кажется.

(Ведь чужие беды после сегодняшней новости отошли на второй план.) И то, как жена стелет постель, накрывает на стол, разговаривает, – всё неправильно, ненатурально. А потом исступлённые, отчаянные поцелуи и объятия в постели, чтобы закрепить видимость семейного благополучия…

Реальность героини ещё плачевнее. Когда муж закрывает дверь в ванную, не выдерживая её пристального, испытующего взгляда, ей становится душно. Если открыть окно, это не поможет. Самоудовлетворение на супружеском ложе, где лежат двое, – это уже акт протеста из крайности, отчаяния и невозможности терпеть дальше. Не замеченный мужем. Или проигнорированный?

Одиночество – это болезнь,
передающаяся половым путём.
Я не лезу, и ты не лезь.
Лучше просто побудем вдвоём,
поболтаем о том о сём,
ни о том ни о сём помолчим
и обнимемся, и поймём:
одинокий неизлечим.
(Вера Павлова)

Героиня не хочет унижаться и наряду с этим терпит унижение бесконечно, изо дня в день, в деталях, подробностях, молча – до того часа, пока не расскажет о его происхождении второй пострадавшей стороне. И потом брошенный на землю клубок продолжит разматываться медленно, зато необратимо-фатально. Она совершит много странных, нелепых и несуразных, даже дичайших, на взгляд постороннего, непосвящённого человека, поступков: бросится поедать землю и остатки волос мужа, путешествовать по местам его «боевой» славы. Она пойдёт в дождь с распростёртыми руками, словно принимая, приглашая его в себя, растворяясь в нём без остатка, и это будет разрядкой, очищением. Она судорожно рассмеётся в метро над серьёзным вопросом, и это будет истерикой от опустошённости. Она совершит эротический выход к гробу покойного в полупрозрачной блузке, и это будет прощанием и продуманным актом великой женской мести. Похоронив и словно умерев при этом самолично, она, как птица Феникс, возродится из пепла и, пережив облитерацию души и сердца, станет нещадно сжигать других. Выстрадав равнодушие, научится любить до остервенения, до электрического тока от случайного соприкосновения двух рук на барной стойке. Перетерпев множество одиноких ночей, отдастся страсти целиком, занимаясь сексом плотоядно, как самка богомола, точно заглатывая спину партнёра, чтобы утолить лихорадочный голод, и оставляя предательские следы-метки красной помадой на его коже. Научившись курить с подачи одного человека, пообещает отучиться от этой пагубной привычки уже другому. Механизм измены в действии…

А может быть, биенье наших тел
рождает звук, который нам не слышен,
но слышен там, на облаках и выше,
но слышен тем, кому уже не слышен
обычный звук... А может, Он хотел
проверить нас на слух: целы? без трещин?
А может быть, Он бьёт мужчин о женщин
для этого?
(Вера Павлова)

В центре сюжета – любовный квадрат, две стороны которого заменятся с течением времени на другие, а две расположатся рядом друг с другом, а не напротив. Профессиональная деформация коверкает людей по-своему, здесь же героев деформирует измена…

Мораль есть нравственность б/у,
весьма поношенное платье.
Я видела её в гробу,
она меня – в твоих объятьях.
(Вера Павлова)

Это предельно чувственный фильм. Красота операторской работы Олега Лукичёва околдовывает, а подрагивание камеры из-за съёмок с плеча вдыхает жизнь в каждый кадр. Футуристические архитектура и интерьеры, будто сошедшие с фото из журнала «АрхИдея», так же фантасмагоричны, как само происходящее. Картина переполнена символами и лопается от них, как перезрелый плод граната. Под музыку из симфонической поэмы Сергея Рахманинова «Остров мёртвых» препарируются причины и следствия измены, а также происходят ритуально-загадочные события. Кто-то задумается над перемещением героини из одной жизни и реальности в другую, куда она шагнёт после внезапного переодевания (Серебренников: «Женщины сильнее мужчин; они, как змеи, сбрасывают кожу, после чего даже молодеют и хорошеют!»), подобно детям из «Хроник Нарнии», но без помощи таинственного шкафа:

В объятьях держишь – думаешь, поймал?
Отброшу тело, ящерицын хвост.
И то, что между ног моих искал,
тебе искать придется между звёзд.
(Вера Павлова)

Кто-то увидит в трёх женских образах аллегоричные Любовь, Жизнь и Смерть. Но Любовь почему-то отвергнута и бесплодна, Жизнь умирает, а Смерть смеётся прямо в лицо, выглядя куда счастливее первых двух, и дарит/принимает роковой поцелуй…

Вообще актёрский ансамбль в «Измене» – это отдельная находка Кирилла Серебренникова: немка Франциска Петри, латыши Гуна Зариня и Артурс Скрастиньш, македонец Деян Лилич, непрофессиональный российский актёр Андрей Щетинин и солистка «ВИА Гры» с русско-казахскими корнями Альбина Джанабаева. Незнакомые и преимущественно зарубежные лица актёров выглядят свежо и настраивают зрителя на камерный лад, не отягчая шлейфом предыдущих экранных ипостасей.

Да простят меня служители Мельпомены мужского пола, но в «Измене» правят бал именно представительницы слабой половины человечества. Вслед за зюскиндовским Гренуем режиссёр предпочитает рыжеволосых красавиц, чья белая кожа ярко отсвечивает на киноплёнке, а медовый аромат упоителен по умолчанию. Альбина Джанабаева в доподлинном амплуа (амплуа ли?) смотрится убедительно, но всё-таки заметно уступает в игре заграничной диве – Франциске Петри. Последняя же необыкновенна: дауническо-демоническая мадонна с инопланетным взглядом. С героини, а не с любовницы, хочется писать картины. Ей хочется посвящать музыку и стихи. Если бы я была мужчиной, я бы изменяла только с такой женщиной, как главная героиня. Нет, не то. Я бы любила только такую женщину…

Наталья Назарова и Кирилл Серебренников – соавторы рассказанной истории. Почему-то я не удивлена, что к сценарию приложила руку дама, в арсенале которой сценарии к таким кинолентам, как «Я вернусь», «Русалка», «Слушая тишину», «Дура».

Что до Кирилла Серебренникова, то это Личность. Золотой медалист, физик, реформатор театра, апологет формы. Он не мимикрирует – меняется, ищет себя и свою историю от фильма к фильму. Его не любят на родине, обвиняя в западничестве. Оно и понятно: славянам нужны ответы, а не загадки; эмоции, надрыв, «достоевщина», а не холодная интеллигентно-рассудочная красота картинки, маскирующая внутреннее кипение страстей на самом предельном градусе. Нам бы «Цыганочку с выходом» или кипу денег – да барским жестом в огонь, а потом из него, и чтобы все кругом «ах!» да «ох!», а один – непременно в обмороке…

- Людям не нравится скучная смерть. Скучная смерть, скучная жизнь…

Этот фильм не показался мне скучным. Я наслаждалась им. Несмотря на IMDb-рейтинг и незадавшуюся фестивальную судьбу, критику прессы или язвительные замечания недоброжелателей. Поначалу проводя аналогии с другими картинами («Любовником» Валерия Тодоровского, «Любовным настроением» Вонг Кар Вая, «Порнографическими связями» Фредерика Фонтейна, «С широко закрытыми глазами» Стэнли Кубрика, «Богиня: как я полюбила» Ренаты Литвиновой), я оставила эту затею на полпути, поняв, что «Измена» – нечто совсем другое.

Мне не верится, что «Измену» снял тот Кирилл Серебренников, который стал известным в мире кино после бесшабашно-ироничного фильма «Изображая жертву». Мне не верится, что «Измену» вообще мог снять мужчина. Хотя признавался же публично Флобер: «Госпожа Бовари – это я!»…