Фильм по-своему оригинален и интересен, однако не лишен скомканности, бросающейся в глаза скорее "на расстоянии" - по завершении ознакомления, когда "блюдо" подано целиком, а почвы для размышлений более чем достаточно. На этом этапе обычно начинаешь анализировать, чего именно не хватило для того, чтобы фильм проник в подкорку, отдавая послевкусием чего-то особенного. Отдельные куски с данного ракурса показались не то поверхностными, не то просто недоработанными, другие, наоборот, намеренно скрупулезными и затянутыми. Отсутствие внутреннего баланса, пожалуй, главный недостаток этой киноистории, однако при всех прочих достоинствах она наверняка найдет своего зрителя.

Сильное кино с правильной, осмысленной концовкой. Отгородившись от мира и не желая быть его частью - человек и животное с одной трагедией на двоих - нуждались друг в друге, чтобы побороть свои страхи. Для подростка Грейс обрести себя стало возможно лишь обретя того, с кем связана событием, изменившим всё на "до" и "после", и связь эта оказалась сильнее любви или страха - как сама жизнь с ее нокаутами и преодолениями, достойными того, чтобы вернуться, когда перестаешь верить в то, что это возможно. Параллельная сюжетная линия не менее интересна - отношения двух взрослых людей показаны в лучших традициях фильмов о любви, случившейся вопреки обстоятельствам, назло здравому смыслу и взглядам на жизнь героев Роберта Редфорда и Кристин Скотт Томас. Их закатный танец - настолько интимный, страстный и одновременно сдержанный - навсегда останется в памяти как лейтмотив чувства ради которого, кажется, и был создан этот изменчивый мир.

Вопреки не самым радужным ожиданиям - ни капли разочарования. Учитывая, что цель была не "напугацца", а глянуть, что представит Шаямалан на этот раз. Получилось по-хорошему скудно по части визуала и прочих эффектов, что фильму пошло только на пользу. История отдавала то духовной близостью, сравнимой с ароматом домашней выпечки, то по истине странным поведением пожилой пары, маневрируя из стороны в сторону пока всё не встало на круги своя. Отдельно отмечу актерский квартет, поскольку это тот случай, когда каждый персонаж не лишен индивидуальности и является неотъемлемой частью общей истории.

При отсутствии сюжета в традиционном его понимании, история подана таким образом, чтобы дать понять о чем она. Тем-не менее, настроиться на частоты продолжительных художественных раскадровок оказалось не так-то просто, как и следовать по пути, заданному не режиссером, а собственным видением немногочисленных информативных сцен, разбавляющих одухотворенную тишину в потоке разбалансированной идейности.

Режиссерский дуэт в лице двух представителей австрийского арт-хауса манипулирует зрителем, передавая позицию жертвы от одного героя к другому словно кость к ужину. И речь не столько о человеке, ставшего заложником взыгравшего самолюбия, а желании перемен как попытки выбраться из вакуума в котором грань нервного срыва неумолимо обретает свои очертания. Утрата, развод, депрессия – причинно-следственные связи не только внутри, но и снаружи, равно как и мотивы, взывающие сделать шаг к новой жизни посредством хирургического вмешательства, которое только усугубляет проблему, делая героиню зацикленной на результате своего обновления, который оставаясь неизвестным, откупоривает пробку пенящегося раздражения и эгоизма. В итоге, дети в девственно белых майках, будто передающие привет своим прототипам из «Забавных игр» Михаэля Ханеке, оказываются неспособны принять не материнский облик, а новое к себе отношение. Сперва они принимают ее за человека, которого когда-то любили, но с проявлением агрессии не спасают уже ни слова, ни (так или иначе) знакомая внешность. Казалось бы, психическое расстройство одного из близнецов и есть ответ на главное «почему?», однако соединить увиденное в единую цепь проще от этого не становится.

При неопределенном отношении к увиденному, не могу не отметить оригинальную подачу, продемонстрированную Беном Зайтлином во всем арт-хаусном проявлении, где частицу "арт" уместнее даже опустить, заменив на словосочетание "самобытный подход", как нельзя подходящее к описанию этого фильма.

Типичный Гас Ван Сент. Разлив вялотекущих действий с эдакими фишечками и смысловыми вкраплениями под специфическим ракурсом на который необходимо настроиться словно радиоволну. Фильм не для широкой аудитории. Большая часть шла вразрез восприятию - я не мог в него вникнуть, отдельные вансентовские примочки, как антитела, были скорее "поперек", чем в помощь, и лишь ближе к финалу впечатление ушло в "плюс". Нестабильный и шаткий, но все же.

Фильм, не лишенный ни смысла, ни напряжения. Сгущение красок под стать эмоциональному фону, что равномерно приближает к точке кипения, в то время как по пути возникает все больше вопросов, персонажи выбывают один за другим, прошлое вторгается в настоящее, а мораль в широком своем понимании является не столько выходом из дьявольской западни, сколько личным душевным освобождением.

Живое искреннее кино, раскрывающее всю гамму человеческих отношений - противоречивых как сама жизнь. Любовь идет рука об руку с разочарованием. Предательство граничит с прощением. Там, где чувства, возможны любые сценарии. Сегодня хочется вырваться из-под родительского крыла – отправиться в новую жизнь, прихватив пару чемоданов, а завтра поддержка той, кто связывала любовью словно веревками, становится оплотом поддержки и помощи, которым на самом деле являлась всегда. И если люди проверяются тем, где же их место, когда близкому плохо, ответ очевиден - рядом.

Фильм представляет собой скорее аттракцион, чем психологическое исследование на примере условной восьмерки, что, впрочем, не отменяет его достоинств. Получилась неплохая головоломка с грамотно завуалированными штампами, которые, вроде и есть, но расставлены таким образом, что не бросаются в глаза сразу, а когда это все-таки происходит, ловишь себя на мысли, что уже следуешь за развитием сюжета с намерением дойти до конца, чтобы все-таки узнать ответ на вопрос, который не задан.

Не "лег" фильм с какой стороны не клади. Банальное "не мое" по эмоциям, несмотря на то, что сюжет, предвещая дорожное приключение на троих, импонировал сразу. Но чем дальше в путь - тем меньше вовлеченности в представленные события и ситуации.

Фильм понравился, но заключительная треть – бегство главного героя от той, кого так старался вернуть к жизни – словно телега по рельсам. Учитывая, что Жак Одиар не обозначил ни конфликта, ни нарастающей пустоты между ними, смысл такого сюжетного поворота остался мне непонятен. Если условное «до» вышагивало под флагом оживляющего реализма, то концовка и все, что к ней прилагается – сумбурное наложение одного на другое: уход, потрясение от возможной потери ребенка, переосмысление, возвращение. Причем, все события прогнали буквально за 15 минут, что в свете предшествующей неторопливости смахивает скорее на режим перемотки, чем планомерное завершение начатого.

Поначалу смутила тотальная камерность, поглотившая все, что попало в кадр. Акцент на обычаях и традициях словно нивелировал сам сюжет, не оставив от него ничего кроме душевных метаний главной героини между тем, что хотели от нее близкие, и неопределенностью личного выбора. Но чем дальше уходишь в фильм, тем уместнее становится язык изложения – самобытный и немногословный, аккуратно передающий эмоции главных героев. Настолько хрупко и бережно – на грани робкого молчания и пары брошенных слов, способных спугнуть то, что поначалу казалось лишь заполнением пустоты, а оказалось чем-то большим.

В большинстве рецензий и комментариев «Шестое чувство» позиционируется как один из самых непредсказуемых фильмов, а учитывая проверку временем, он стал едва ли не классикой. Наверстав упущенное с большим опозданием и посмотрев его только сейчас, не могу не согласиться, что это особенное в своем жанре кино, хоть за неполные два десятка лет с момента выхода в широкий прокат кинематографисты все чаще прибегали к заимствованию и повторам, и этот фильм не стал исключением - его буквально разобрали на части, что нивелировало оригинальность идеи. Но и нынешнего впечатления оказалось достаточно, чтобы по достоинству оценить работу, сделавшую заложником своего создателя, который до сих пор не может приблизиться к заданной им же планке.

Размеренный фильм, обволакивающий своим сдержанным естеством, где словно в потаенной шкатулке хранятся переживания, неизжитые ни болью, ни временем. Подкупила его непрямолинейная эмоциональность – тот случай, когда эмоции не нараспашку, а обращены внутрь персонажа до понимания которого еще нужно дойти, что процесс непростой и уж точно небыстрый, отчего 2/3 увиденного могут показаться "водой" нежели трамплином к кульминационному завершению, которое одновременно является фундаментом этой истории. Нечасто ставлю на первый план актерские работы, но Кристин Скотт Томас не оставила выбора. Одна из ее лучших ролей – прожитая и прочувствованная насколько это возможно.

Первая мысль на финальных титрах – название стопроцентно отражает суть фильма. Аквариум как замкнутый круг - жизнь в невидимых рамках, которые при всей нелицеприятности затягивают словно воронка. Не каждый подросток из неблагополучной семьи в свои 15 ускоренно повзрослеет, наберется ума, соберет пожитки и отправится искать другие причалы. Попытка выбраться из аквариума, переписать уже написанные сценарии будь то специализированная школа-интернат или превращение в копию спивающейся неудачницы-матери – переломный шаг, непростое усилие навстречу жизни, которая пусть и терниста, но не предопределена, а значит можно хоть на мгновение почувствовать себя ее автором.

Несколько лет назад, наткнувшись на музыку Ханса Циммера к «Тельме и Луизе», я понял, что такое дорожный калейдоскоп – картинки в мелодиях, которые буквально влюбили в себя. Как впоследствии и сам фильм. Ироничный, местами грустный, безудержный, сумасшедший и очень свободный. В нем так много всего и сразу, что не проникнуться духом слетевших с катушек героинь Сьюзен Сарандон и Джины Дэвис было без вариантов. Не смутил даже незавуалированый феминизм чему свидетельство как отношение женщин, так и распределение мужских ролей будь то коп-насильник, нежелающий взрослеть циник, вор-обманщик или опошлевший водила. Для меня это скорее отповедь двух бунтующих стерв всему миру и самим себе как попытка внутреннего освобождения под девизом "лучше сгореть, чем угаснуть". Последние 10 минут, ставшие квинтэссенцией царившего хаоса - не иначе как «ВАУ!». И понятно, что кино, а не жизнь, и нехорошо запирать полицейских в багажниках, угрожать пистолетом, взрывать чужие грузовики, но, черт возьми – это были лучшие выходные в их жизни! И один из лучших фильмов, что я видел за последнее время.

Если бы меня попросили сравнить последний фильм Винтерберга с чем-то съедобным, я бы сказал, что он напоминает непропекшийся торт, в котором так много теста, что сердцевина неизменно остается сырой. Режиссер, в свое время поразивший «Торжеством» и «Охотой», стремился приготовить нечто неординарное, но перестарался с ингредиентами, смешав всё «на глазок». Из оригинальной идеи можно было выжать гораздо больше – от локальных супружеских кризисов до коллективных конфликтов, расшатывающих хрупкий фундамент коммунны, спасающей героиню Трине Дюрхольм от внутреннего распада. Выбор новой возлюбленной главного героя неслучаен - слишком очевидно сходство с его бывшей женой (не только внешнее, но и эмоциональное). Сложилось впечатление, что именно такой была Анна в молодости. Такую он ее полюбил, и лишь годы совместной жизни превратили любовь в обыденность, выветрили общие темы для разговоров, обесценили пространство, в котором двум некогда близким людям отныне не выжить без присутствия посторонних. Это стало главным заблуждением Анны - что находясь с десятком людей под одной крышей, можно перестать чувствовать себя одинокой. Общество - не панацея. Иногда вернуть к жизни способен лишь тот, кто стремительно отдаляется и хочет быть вне ее, давая понять, что не любит как прежде. Что это - приговор ненужности? Логичное завершение того, что "съедается" временем? Горькая правда по типу "омоложенная (=более живая) версия привлекательней своего прототипа"? Наверно, все сразу. И когда Она покидала коммуну, а Он так искренне плакал, не было сомнений, что чувства к этой женщине - лучшее, что произошло в его жизни, и приблизиться к ним в настоящем можно лишь отыскав этого человека в другом - каким он когда-то был, но уже никогда не будет.

Посмотрев все фильмы условной трилогии, делаю вывод, что заключительный штрих стал слабым звеном в этой киноцепочке. Не думал, что употреблю данное слово в отношении Ларса фон Триера, но первая часть «Нимфоманки» получилась утомительно скучной. Если в «Меланхолии» скука несла созидание, придавая угнетающую окраску эмоционально-смысловому концепту, в «Антихристе» усиливала напряжение, то здесь это состояние той самой статики, которая не совершенствует ни форму, ни содержание. Вторая часть более интересна по части развития, что, правда, не избавляет от ощущения, что в совокупности фильм уступил своему же потенциалу, не раскрыв его даже наполовину. Особенно, если учитывать, кто его снял. Вместо очередного вызова лицемерию через оголение импульсов человеческой сущности, Триер ушел в самобытно поданные, но клишированные подыстории, которые не бьют ни по нутру, ни по ни по мозгам как это делали предыдущие фильмы.

Пули вгрызаются во все подряд - в листья, деревья, землю, людей. Мы как дикие звери, которым некуда идти. Солнце, зачем ты освещаешь этот мир? Я хотел бы поймать тебя руками и давить до тех пор пока ты не перестанешь светить, чтобы стало темно и никто больше не видел все те ужасы, что здесь происходят (с)

Пожалуй, самый провокационный фильм датского режиссера, несмотря на то, что провокация как вызов обществу - его «хамелеонству» и деструктивности – синомична личности Ларса фон Триера как таковой. Здесь этот вызов бескомпромиссен как никогда, впрочем, заложенную рефлексию это не отменяет. Шокируя и угнетая, режиссер дает понять, что за тем, что одни нарекли нонконформизмом и гениальностью, а другие смешали с бредом, стоит куда больше. Обретя музу в лице Шарлотты Гинсбур, сыгравшую во всех фильмах трилогии, и вывернув ее наизнанку в «Антихристе», Триер выстраивает свое видение мужского и женского психоанализа, где первый тип – сдержан и рационален, второй – импульсивен и разрушителен. Отправной точкой становится утрата ребенка и реакция супругов на это событие: он - продолжил жить дальше, она – не смогла и возненавидела, расценив это как предательство материнских переживаний, которые природно сильнее супружеских. Терзаемая чувством вины за удовольствие секса в момент невозврата, она ампутирует источник сексуального наслаждения, погружаясь в агонию мести и искупления. Можно сколько угодно осуждать Триера за обескураживающий натурализм, беспощадность форм и приемов, но в чем его упрекнуть действительно сложно – в отсутствии идейности, стоящей за омерзительной оболочкой, ведь, как ни крути, ни один провокационный маневр не был лишен смыслового предназначения. Другой вопрос – насколько зритель готов к диалогу на таком языке.

Мое отношение к фильму оказалось предопределено еще до просмотра. Куда любопытнее было проверить доберусь до конца этого love-марафона или, перенасытившись панорамами голых тел, сдам оружие в добровольном порядке. Добрался. В итоге, фильм не произвел впечатление чего-то надуманного коим казался издалека, равно как гипероткровенные сцены не обесценили все, что к ним прилагается. Не стоит искать высокий/глубинный смысл в порванном презервативе, жизнь не всегда отражение чего-то высокого - она полна ошибок и импульсивных желаний, способных менять будущее и настоящее в самых немыслимых направлениях. Одни смешают такую "Любовь" с грязью, другие найдут в ней свою философию, я остановлюсь где-то посередине, ведь, несмотря на противоречия и уход от всего положительного, что есть в этом слове, такая трактовка имеет место быть, а как уж к ней относиться каждый решит для себя сам.

Вроде бы, в наличии и почва для размышлений, и хороший актерский каст, а фильм не убедителен. Драматургия ломанная и несбалансированная - то интригует и подступает к развитию, то топчется на одном месте. В основе сюжета лежат несколько линий с преобладанием супружеской и детско-родительской ни одна которых не раскрыта на внутреннем уровне. Удручает однобокость рефлексии как таковой. Фильм не дает сосредоточиться на поднятых в нём вопросах, прочувствовать удушающую пустоту героини Изабель Юппер, которая ощущала себя живой на работе, рискуя жизнью, и была чужой в собственном в доме, призраком среди близких людей. Копаться в мотивах самоубийства режиссер не стал, как не стал детально обрисовывать портрет матери, несмотря на то, что она - "скелет" этой общей истории. Причина поступка лежит на поверхности, поскольку за неимением "подкожной инъекции" озвучена прямым текстом. Но в данном случае хотелось не слышать, а ощущать.

Как любой представитель арт-хауса, фильм рассчитан на своего зрителя. Привычность событий перевернута с ног на голову, правильный ракурс смещен на неправильный, но за всем этим стебным сумбуром стоит не понаслышке знакомая многим реальность - унылая работенка с воображаемыми осадками непрекращающегося однообразия, вошедшая в привычку настолько, что насиженное work-гнездышко, не приносящее удовлетворения, не так-то просто оставить следующему поколению себе подобных, тупиковость спонтанно начатых отношений, в которых один живет видимостью благополучия, будучи неспособным разглядеть того, кто находится рядом. При всей абсурдности, здешняя пародия не лишена смысла - стоит лишь заглянуть за едкую дымку сарказма.