«Мерцание зрачков кошачьих! - покажется внезапно кот. Затянет, как водоворот, мою судьбу, и не иначе, в тот мир, который… кто поймёт?»

Посвящается котоманам всех стран и нашему Модесту. Хотя нет: это не он наш, а мы его, ибо cats don't have masters; they have servants*…

- «Погоди, сволочь, когда ты будешь кошкой, а я барыней!»
(Воображаемое начало речи кошки – мне.)
Марина Цветаева

«Бубочка, пупочка, хрюпочка… Ах ты, вредный меховой поросёнок! Кто это натворил? Ну, не дуйся. Давай почешем тебе шейку? И за ушком? Бу-у-убочка, пу-у-упочка, хрю-у-упочка…»

Любой котовладелец без труда поймёт приведённую выше словесную абракадабру, как радист – «морзянку», а сигнальщик – семафорную азбуку. И узнает в мультяшной подборке с максимально простой рисовкой диванного усато-полосатого, обязательно воскликнув: «Да это же точь-в-точь о моём обормоте!»

А начиналось всё с того, что однажды британский художник и аниматор Саймон Тофилд поймал не золотую рыбку, а… золотого кота. И не с помощью удочки, а благодаря планшету Wacom Intuos3, мультимедийной платформе Adobe Flash, Интернету, а также навыкам рисования и собственному котофею. Прототипом для фильма «Cat Man Do», дебютного из серии «Simon’s Cat», послужил Хью. Сегодня у Тофилда четыре музы для вдохновения: Хью, Мэйси, Джесс и Тедди, - и в придачу к ним свой сайт, стабильная работа и производство разнообразной продукции с силуэтом пучеглазого диверсанта, давно ставшего брендом. Анимационные новинки появляются регулярно, но не так часто, как хотелось бы: в секунде короткометражного творения 25 изображений, а их создание требует времени. Зато есть книги, свитшоты с аппликациями и другие живущие рядом с нами портреты любимца.

Полагаю, что не только сердцу и глазу кошатника милы сюжеты о коте Саймона, традиционно умывающемся в начальных титрах каждого из 46 (на сегодняшний день) эпизодов. Энергичная утренняя побудка хозяина монотонно-приставучим живым будильником. Презентация пойманной мухи и прочей гунявой полуконтуженной живности не в качестве вассальского подношения, а с гордым самолюбованием. Хроническая аллергия на закрытые двери. Борьба за источник света и тепла в виде зажжённой лампы. Брезгливое отряхивание лап после контакта с чем-либо холодным, мокрым или малосимпатичным. Фанатичная страсть, как у японского Мару, к коробкам. Умение просачиваться всюду (особенно туда, куда не надо). Залежи загнанных под шкафы и кровати игрушек, нежданное-негаданное извлечение которых наружу наглядно доказывает, что в каждом взрослом коте живёт котёнок. Жуткое собственничество. Неизлечимый эгоцентризм. Внезапные смешные манёвры против воображаемых врагов. Тяга к восседанию чуть ли не на потолке из разряда машенькиного: «Высоко сижу – далеко гляжу». И многое-многое другое, разбавленное второстепенными персонажами вроде ёжика-тугодума, насмешливой птицы или изобретательного мелкого с жалобным: «Миу!». «Они котируются везде» – разве что кому-то больше нравится «Double Trouble», а кому-то – «Let Me In». (Кстати, в серии Тофилда есть нетипичный эпизод про собачку сестры главного героя, эдакий аналог волка на стадии «щас спою!» из отечественного мультфильма «Жил-был пёс».)

Однако всю полноту тягот Саймона ощутит лишь тот, кто лично и более или менее плотно взаимодействует с кошками. Кто пережил последствия погони за насекомыми по своим шторам и, глотая слёзы, одной рукой вышивал на тюлевом полотне не предусмотренные дизайном дополнительные стебли и цветочки, а другой гладил толстую наглую морду, тыкающуюся в колени с лицемерным раскаянием (кушать-то надо, а ужин не за горами!). Кто в студёные зимние вечера испытал на себе эксклюзив шерстяной грелки, уютно укутавшись в жирненькое аппетитное тельце, свёрнутое креветкообразно. Кто натренирован по мере движения солнца перетаскивать стул со сладко-сладко спящим пушистым помпоном, расслабленно разбросавшим во все стороны лапы-хвост и выставившим набитое пузцо. Чья душа тает и растекается сладким сахарным сиропом при виде лениво-акробатических потягушечек напоказ доверчивой двуногой публике.

И, конечно, у кошатника со стажем есть масса историй, которыми можно было бы пополнить обожаемую мультэпопею. Мы, к примеру, могли бы рассказать о «чтении» всех доступных для зубов газет и журналов на микроскопические кусочки. О ежегодном ритуальном поедании блестящего дождика с новогодней ёлки. Об отстаивании эксклюзивного права распоряжаться подушками в квартире…

Я периодически задумываюсь: чем прельщают людей эти надменные животные? Может, отсутствием угоднической преданности собак («В кошачьем сердце рабства нет!»)? Или обладание пусть и маленьким, но эгоистичным царьком повышает нашу самооценку? А может, причина кроется в эстетическом наслаждении? В искупающей любые каверзы возможности круглосуточно созерцать совершенство природы, иногда разрешающее себя потискать и отнюдь не безгрешное?

У Ахматовой был испытанный тест для новых знакомых. «Чай или кофе? Кошка или собака? Пастернак или Мандельштам?» Используя его, она, говорят, безошибочно определяла человеческую натуру. Два наиболее полярных варианта - «Чай, собака, Пастернак» и «Кофе, кошка, Мандельштам» - выбираются антагонистами. Хотите знать мою триаду? В ней абсолютно взаимозаменяемы первый и последний компоненты, поскольку я одинаково люблю чай и кофе, не отдавая особых предпочтений ни Мандельштаму, ни Пастернаку. Неизменна только середина цепочки. Я всегда выбираю кошку. А вы?

* у кошек нет хозяев, только слуги (англ.)

Скрытый текст